Приближался большой праздник. Поэта пучило – надо же отметиться.
Но стих не шёл.
Пучить пучило, а на выходе ноль.
Поэт прибрался на рабочем столе.
Строго-настрого запретил жене и детям
даже приближаться к дверям кабинета.
Распечатал новую пачку бумаги и заправил лист в пишущую машинку.
Долго смотрел на потолок.
Потолок смотрел на него.
Оба молчали.
Стих не шёл. Поэт приказал подать чаю и лимон.
Открыл окно, долго смотрел на весну.
Она ухмыльнулась и продолжила свои весенние дела.
Выпив чаю, Поэт снова сел за машинку.
Начал быстро печатать, и много уже напечатал,
но когда перечитал, понял, что добрая половина из «Василия Тёркина».
- Как это меня угораздило? – подумал Поэт,
с треском выдирая из машинки испорченный лист.
Первый белый комок отправился в корзину для бумаг.
Когда корзина была почти полной, измученный творец,
наконец-то, сварганил нечто, отдалённо напоминающее стишок.
Длинный. И, как бы ровненький такой.
И, как бы по теме, как раз к великому юбилею.
Тот, молодой, который в нём ещё не совсем умер, тихо шептал:
«Выброси это! Не губи меня окончательно!»
- Щас! – ответил ему Поэт. – Разбежался!
А стих к юбилею? Все, значит, пишут, а я?
Молчать!
Молодой замолчал. Теперь, кажется, навсегда.
Поэт отнёс стих в редакцию.
- А что? Ничего! – сказал Редактор.
– Пойдёт в номер. Как раз к празднику.
Вот вам записочка, идите в кассу, пока Марьиванна не ушла.
К празднику, в самый раз, гонорарчик получить.
Довольные Поэт и Редактор пожали друг другу руки.
В Редакторе тоже давно умер тот, молодой,
который сроду не пропустил бы в газету такое.
Но… хорошие поэты «к дню» не пишут,
а отметить праздник в газете надо.
Тем более такой большой.
Через день газета вышла. На первой странице красовался стишок.
Но вы напрасно беспокоитесь – его никто и не читал,
кроме Поэта и его семьи.
А семья читала. Потому что гонорар был хороший.
Мораль!
Пишите «к дню», поэты и ваше благосостояние сможет сильно улучшиться.
А, может, и не сможет.
Это, смотря, насколько плодотворно вас будет пучить.