Не уверен, что Всё помню,
но живут, как искры в пепле,
свет-картинки горе-детства,
где-то очень близко к сердцу.
И чем старше – чаще вижу
лица, руки стойких женщин,
их надломленные спины…
Сорок третий. Тыл. Деревня…
Полуголод – всё для Фронта…
Табуны коров молочных.
Лошадей не меньше сотни.
Хряки в клетках свинофермы –
все для Фронта… Ну, а сами?
Сами – щавель и картошку,
жмых, крапиву, хлебец редко –
все для Фронта… Руки женщин
стариков, детей, подростков
Очень Нужное Творили –
всё для Фронта. Спины женщин
неразгибно – в поле, дома,
в световое время суток,
всё в работе и заботе…
Труд был разным, часто – тяжким
для ослабленных войною…
С петухами, очень рано
наша Мама просыпалась.
Постный суп для нас варила
и бегом, бегом – в свинарник.
Дома – семь, а там – сто десять –
жадных, ждущих и голодных.
Им – сварить, раздать, почистить
и бегом, бегом – на пашню.
Там, ударно, весновспашка –
плуг поглубже в сырь земную
и до пота – рукопашно –
по пластам-буграм бесстрашно
до звезды – зари вечерней,
чтоб упасть в межу уставшей…
И так каждый день – напряжно –
весновспашка, сенокосье…
Под зародом – вилы в небо,
а на вилах полкопёшки…
В день по три зарода ставить –
это очень, без натяжки,
архи адова работа:
комары, мошка и слепни,
пот в глаза – ну, хоть ослепни,
солнце жарит – сердцу тяжко…
Но когда изнеможенье
с ног валило даже сильных…
Тётя Дуся – бригадирша –
упросительно и строго:
– А мужьям на фронте легче,
встать с гранатой перед танком?
И спасая жизни наши,
пасть сраженным пулей вражьей.
Бабы, бабы! Всё для Фронта,
чтоб мужьям, сынам – подмога,
чтоб спасти себя и деток
от штыка, похабства фрицев,
чтоб страну спасти от плена…
Всё для Фронта, для Победы…
И вставали снова бабы
и в атаку – вилы-ружья…
Мы, детишки, копновозы,
тоже сжаренные солнцем,
в кровь искусанные гнусом,
вместе с ними поднимались,
и – работа, вновь работа…
И почти без перерыва –
дни уборки урожая.
Кто серпом, кто зернокоской
рожь срезали под коренья,
а потом снопы вязали,
низко кланяясь землице.
Так весь день, без передышки.
Даже кашу зерновую
ели в поле, запивая
ключевой водой бодрящей.
У сноровистых и стойких,
самых мужественных женщин,
не снопы – солдаты строем
с головами зёрен спелых,
в золотых своих доспехах
войском тысячным и грозным
по стерне на фронт шагали…
По стерне – ежу-гиганту –
не в обутках – полутрепье,
в кровь царапая лодыжки,
обжигая руки вязкой
и стерней – ежом колючим…
Руки женщин, руки Мамы…
И сейчас их ясно вижу:
не ладони – грубокожье –
в язвах, трещинах, нарывах…
Но и этими руками
наши Мамы нам дарили,
хоть и редко, свет приласки,
неги, жали материнской.
Через щелки грубокожья
луч из сердца пробивался,
отепляя наши души…
Видит, чувствует ладонь ту
до сих пор сыновья память.
Кода письма-похоронки
черным вороном влетали
и безжалостно впивались
жалом клюва жертве в сердце…
Всех сжимало онеменье,
по спине толпой мурашки,
как ежи толпились дрожью…
Маску горя - Неутешья,
с бледнотою полумертвой,
надевали лица женщин…
По углам приют-избушки
выли бабоньки ночами…
Нет, не дико и по-волчьи,
закусив до крови губы,
рвали волосы и души.
И с отчаянной печалью
ярмо вдовье надевали…
Мы, детишки, сострадая,
тихой скорбью подвывали,
но во мраке тьмы - Незнанья,
не дано нам было видеть
всех последствий этой драмы,
своего полусиротства…
Так работали и жили
в лихолетье дней военных.
Не болели лёжкой в койках.
Все недужья трудом-потом
выгоняли как лентяев…
Но бывало: кто-то падал
прямо в поле и мгновенно
умирал без мук-страданий.
Нет, трудились не минорно:
то взлетала песня птицей,
то смеялись и шутили
сквозь нечаянные слезы…
… После дня работы тяжкой
утром встать с зарей – непросто,
но будила тётя Дуся:
– Бабы, ба-бонь-ки-и, вставайте!
Мужиков сейчас в атаку
на врагов землицы нашей
поднимают командиры.
Мы ведь тоже как солдаты…
Ба-бы-ы, ба-бо-нь-ки-и, вставайте…
…Всё для Фронта, для Победы!
2008 г.