Время в пути до Холмогор прошло на удивление быстро. Вика снабдила Агнешку информацией, которую та всю дорогу «вываливала» на Еву:
- Холмогоры - село в низовье Северной Двины, административный центр и крупнейший населённый пункт Холмогорского района Архангельской области (до 1925 года - город). В допетровское время -главный город Двинской земли, центр Холмогорской Епархии. С начала 12 века на месте современных Холмогор располагался дальний новгородский «Ивани-Погост», впервые упомянутый в уставной грамоте 1138 года о поступлении дани с эаволочских владений Новгородского князя Святослава Ольговича.
Расцвет Холмогор приходится на конец XVII века, когда вся торговля России с Западной Европой шла через Архангельск. После создания Холмогорской епархии (1682) в город прибыл её первый глава, архиепископ Афанасий (Любимов), который развернул бурную строительную деятельность в камне. Были возведены здания кафедрального Спасо-Преображенского собора с колокольней, ансамбль архиерейского дома. Тем же временем датируется приходская церковь в близлежащем селе Матигоры. В конце XVII века Холмогоры становятся одним из центров русской иконописи. Формируется своеобразный народный промысел — холмогорская резьба по кости. В 1702 году административный и военный центр Двинской земли был переведён в Архангельск.
- Да, и еще я читала у Виктора Толкачева о том, что одна из самых ярких страниц холмогорской истории связана с пребыванием здесь в ссылке «Брауншвейгского семейства», - подхватила Ева, -В 1744 году Холмогоры были избраны местом окончательной ссылки семьи свергнутого российского императора Иоанна VI Антоновича. Сюда были доставлены его отец Антон Ульрих Брауншвейгский и его мать Анна Леопольдовна «правительница России», то есть регентша при свергнутом императоре в 1740—1741 годах, а также их дочери Екатерина и Елизавета. Уже в холмогорской ссылке родились двое других детей — Петр и Алексей. Антон-Ульрих скончался в Холмогорах в 1774 году, где был тайно похоронен. Точное место его захоронения неизвестно.
- Кстати, - сказала Агнешка,- Архангельск сначала назывался Новохолмогорами. В связи с угрозой нападения Швеции 4 (14) марта 1583 года был подписан указ Иваном Грозным, предписывавший построить на мысе Пур-Наволок крепость. В 1584 году, который считается годом основания города, воеводы за один год поставили город вокруг Архангельского монастыря - острог. Образовавшееся поселение и получило название Новохолмогоры. Напротив крепости на двинском берегу выстроили корабельную пристань. А 26 марта (5 апреля) 1596 года новый город на Двине впервые был назван Архангельским городом по находившемуся в нём монастырю, и только с 1 августа 1613 года это название было утверждено в связи с официальным решением об административной самостоятельности города Архангельска от Холмогор.
- Да, что-то давненько я не была в Архангельске, - заметила Ева, - надо будет как-нибудь собраться, съездить…
Выйдя из междугороднего автобуса, Ева сразу же сошла с трассы, увлекая за собой Агнешку на грунтовую дорогу. За спиной остался Спасо-Преображенский собор, затянутый зеленой сеткой, так и не отреставрированный. Дорога вела к переправе через речку Курополку на Куростров.
- О! Понятненько! В деревне Мишанинская (ныне село Ломоносово) на Курострове 8 ноября 1711 года родился великий деятель эпохи Просвещения Михайло Васильевич Ломоносов.
- Да, подтвердила Ева, - он родился в зажиточной семье помора Василия Дорофеевича (1681—1741) и дочери просвирницы погоста Николаевских Матигор, Елены Ивановны (урождённой Сивковой).
- Ага, - подхватила Агнешка, - Отец, по отзыву сына, был по натуре человек добрый, но «в крайнем невежестве воспитанный». Мать Ломоносова умерла очень рано, когда ему было девять лет. В 1721 году отец женился на Феодоре Михайловне Усковой. Летом 1724 года и она умерла. Через несколько месяцев, возвратившись с промыслов, отец женился в третий раз — на вдове Ирине Семёновне (в девичестве Корельской). Для тринадцатилетнего Ломоносова третья жена отца оказалась «злой и завистливой мачехой». Михаил начал помогать отцу с десяти лет. Вместе они ходили рыбачить в Белое море и до Соловецких островов. Нередкие опасности плавания закаляли физические силы юноши и обогащали его ум разнообразными наблюдениями.
- Грамоте обучил Михаила Ломоносова дьячок местной Дмитровской церкви С. Н. Сабельников, - продолжила Ева, - «Вратами учёности» стали «Грамматика» Мелетия Смотрицкого, «Арифметика» Л. Ф. Магницкого, «Стихотворная Псалтырь» Симеона Полоцкого. В четырнадцать лет юный Ломоносов грамотно и чётко писал. Жизнь Ломоносова в родном доме делалась невыносимой, наполненной постоянными ссорами с мачехой. Особенно ожесточала мачеху страсть Ломоносова к книгам. Узнав, что отец хочет женить его, Ломоносов решил бежать в Москву.
Путь до переправы и после нее изрядно утомил Еву. И, пройдя по деревянному настилу, из длинных досок, в сторону большого дома, выкрашенного в бордовый цвет, с белыми наличниками на окнах, она ступила в сочную зелень лужайки, прошла мимо квадратного пруда к деревянной беседке, чтобы немного отдохнуть.
- Михайло Васильевич жил здесь пока 15 декабря 1730 года не отправился с рыбным обозом в Москву, - заметила Агнешка.
- Да, получается, что Куростров – остров детства Ломоносова…
Восторг внезапный ум пленил,
Ведет на верьх горы высокой.
Где ветр в лесах шуметь забыл;
В долине тишина глубокой.
Внимая нечто, ключ молчит,
Который завсегда журчит
И с шумом вниз с холмов стремится.
Лавровы вьются там венцы,
Там слух спешит во все концы;
Далече дым в полях курится…-
Так начинается ода Ломоносова на взятие Хотина 1739 года. А ода - это жанр лирики, торжественная песня, посвящённая какому-либо событию, герою,- пояснила Ева.
- Тут уже рифма есть, не то, что у Сапфо. Как-то мне это больше нравится. Только речь какая-то чудная, древняя, - засмеялась Агнешка, - А ты была тут раньше? В этом доме?
- Теперь это – дом-музей Ломоносова. Внутри очень интересно.
- Ева, - сморщила носик Агнешка, - ты специально поехала сюда, чтобы снова вернуться в прошлое? Если ты будешь постоянно возвращаться в прошлое – лишишься настоящего и потеряешь будущее. Ладно… Пойду, посмотрю, что там внутри.
Ева прислонилась к перилам беседки, прикрыла глаза. Прошло, кажется, совсем немного времени с тех пор, как ушла Агнешка, когда Ева ощутила робкое прикосновение к своей руке. Она открыла глаза. Рядом с ней сидела маленькая девочка в простеньком ситцевом платьице и в сандаликах на босу ногу.
- Что ты тут делаешь одна? Как тебя зовут, малышка? – ласково обратилась женщина к девочке.
- Меня зовут Малышка. Я тебя искала, а ты, наверное, совсем забыла обо мне?
У Евы сжалось сердце, а в памяти всплыли строки:
Урала гребень, солнца рдение
И лютый холод января
Меня встречали при рождении
Мечтой о счастье одаря!
Ждала девчонкой, как и многие,
Любви огромной корабли,
И повела судьба дорогами
От малой родины вдали,
Готовя встречу с Камой-речкою,
Позднее - с Северной Двиной,
Где с обручальными колечками
Сплелись покой и непокой.
Не раз скрывало небо тучами,
Был дождь и снег, и тонкий лед…
Возможно, это дело случая-
Суметь взлететь, вершить полет.
А годы - словно хлопья снежные
На тонких ветках по утру.
Но девочкой, с мечтами прежними,
Стою упрямо на ветру.
Малышка заплакала: - Мне очень страшно теперь одной… Были деда Шура и баба Саня. Деда читал мне сказки Пушкина перед сном… А теперь меня никто не любит…
Ева посадила девочку к себе на колени, прижала к груди, погладила по стриженой головке:
- Не плачь, маленькая, я с тобой. Расскажи мне, что тебя тревожит. Как это – никто тебя не любит?
Малышка утерла ладошками щечки и, доверчиво глядя Еве в глаза, продолжая изредка всхлипывать, начала говорить:
- Мой любименький деда умер. Только он меня любил. Он играл со мной в прятки. Знаешь как? Я пряталась, а он искал. А знаешь, где я пряталась? У нас было две кровати с железными спинками. Они стояли у противоположных стен, а между ними, впритык, стоял шкаф. Деда сидел на одной кровати, а я забралась на спинку другой кровати, в угол у шкафа и стены. И он очень долго меня искал, приговаривая: «Ну, где же это спряталась малышка? Никак не найду…»… А еще деда качал меня на ноге. Деда садился на табуретку, нога - на ногу, а ноги – в валенках. Я забиралась верхом на валенок, и деда поднимал меня вверх - вниз… Деда покупал мне фруктовое мороженое в бумажном стаканчике с деревянной палочкой-лопаткой. Вкуснотища! Мне вообще-то не разрешали мороженое потому, что я часто болела. То ушки продует, то ножки чирьями-фурункулами покроются так, что гольфики, прилипшие к ногам приходилось отмачивать от засохшего гноя в конце дня... Но деда меня баловал. А еще деда всегда ставил елку в горнице к Новому году. В горнице было всегда холодно. Двери закрыты, а открывали их только в праздник и топили там печку. А до этого мы с бабой одевались потеплее, как на улицу, доставали коробки-чемоданы с игрушками и наряжали елку. И елка обязательно стояла дольше, чем даже до старого Нового года, аж до моего дня рождения. Еще деда умел играть на балалайке…
- А что же бабушка? Она, наверное, тоже любила тебя? – участливо поинтересовалась Ева.
- Бабе некогда было меня любить. У нее было очень много дел и по дому, и в огороде, и скотину напоить-накормить надо. А еще у бабы на одной руке пальчики были скрючены, не разгибались. Но она все равно сама все делала…
- Ну, а мама с папой? –опять спросила Ева.
- Тут такое дело, - по-взрослому начала Малышка,- ведь мой папа Миша - не родной сын бабы Сани и деды Шуры. Они взяли его из детского дома во время войны, в 42-м году. Деда не был на фронте, он работал на комбинате, где варили сталь для фронта. Потом папа вырос, выучился в ремесленном училище, женился на моей маме и ушел служить в Армию. Потом я родилась. А деда все это время куда-то писал, разыскивал родных моего папы Миши. И нашел. Папа после демобелизации поехал навестить их. И там остался. А мы с мамой остались жить в доме деды и бабы на улице Ложбинной, дом номер 17, второй от Урала. Но через некоторое время папа приехал к нам с новой женой. Я тогда не понимала что это такое. Я всегда-всегда ждала папу. Садилась на высокий порог двери, которая выходила в сенцы, поближе к крючку, который снизу был, чтобы самой открыть папе дверь.
В другой раз папа приехал с другой новой женой и с новым сыном. Тут-то я и поняла, что папа теперь не любит меня, а любит того мальчика. Я тогда очень-очень расстроилась, сильно плакала и убежала без спросу к бабе Вале, маминой маме.
Дом бабы Вали стоял у горы. А малина в огороде росла уже на горе. Дом был почти всегда открыт. И в тот раз – тоже. А внутри никого не было. Я прошмыгнула в дальнюю комнатку и юркнула под кровать. Там всегда лежали валенки, а в них зрели помидоры, снятые с кустов еще зелеными. Наплакалась я вдосталь и уснула. А когда проснулась, на улице было темно. В доме – пусто. Меня никто не нашел. Я побежала обратно домой. Темно, очень страшно. На одном из поворотов улицы лежал огромный камень. В темноте я налетела на него и упала, ободрав обе коленки до крови. Больно! Плачу, но иду дальше. А когда пришла, меня поставили в угол.
- И никто не пожалел, не приласкал? - тихо спросила Ева, поглаживая Малышку по спинке.
- Им всем не до меня было…
- А мама?
- Мама… Мама моя работала продавцом в промтоварном магазине. У нее там были всякие интересности: ленточки, флакончики… А еще она училась заочно в институте торговли. Ездила на сессии и семинары. Ей тоже некогда было меня любить. К тому же она очень обижалась на папу, что он ушел от нас, а мне постоянно говорила, сердясь:
« У, Мишина дочь». Я ей, наверное, мешала и была постоянным напоминанием о ее не сложившейся семейной жизни. А мне так хотелось быть хорошей, чтобы мама меня похвалила, хоть разочек… А она не хвалила…, - снова заплакала Малышка.
- Не плачь, не надо. Ты – очень хорошая девочка! Не бойся. Я – с тобой, - Ева поцеловала ребенка в макушку.
- Хочешь, я расскажу тебе сказку?
- Да, да! - загорелась любопытством девчушка. Ведь дети гораздо быстрее взрослых способны переключиться с печали на радость.
- Слушай: В некотором царстве, в некотором государстве жила-была курочка. Обыкновенная, с виду, курочка. Все дни напролёт она заботилась о своих цыплятах. И лишь один раз в году, в Новогоднюю ночь она исчезала не надолго. А в самом укромном уголке курятника оставалась небольшая кучка перьев...
В это время в королевском дворце на балу появлялась незнакомка в ярком наряде: пышная юбка оранжевого платья состояла из нескольких кружевных ярусов, а широкополая шляпа была украшена алыми розами и пурпурными перьями. От незнакомки будто струился теплый оранжевый свет. Звучала музыка, все танцевали и веселились. И только эта дама была загадочно-печальной. Пока собравшиеся на праздник судили да рядили, как и кому подойти к незнакомой принцессе, проходил час, и она исчезала. Что же так печалило эту прелестную особу?
Давно, когда принцесса была еще маленькой девочкой, встретила она Фею Судьбу, которая подарила ей многогранный, сверкающий Кристалл Радости. Слабые ручки девчушки не смогли его удержать. Кристалл упал и разбился, рассыпавшись на множество маленьких кусочков.
- Я помогу тебе,- сказала Фея, - однако, тебе нужно сделать выбор: либо ты получишь новый Кристалл Радости только для себя одной, либо будешь собирать тот, что разбился, в кругу друзей, родных и близких людей.
Принцесса не могла представить себе, как это – радоваться в одиночестве. Она решила, что будет собирать рассыпавшиеся части Кристалла и радоваться вместе со всеми.
- Вот и будешь всю жизнь курочкой собирать свою Радость по крупицам, по зёрнышкам, - прошамкал злой волшебник Рок, притаившийся у окна…
Вот так, год за годом, в своём дворе собирала принцесса-курочка Кристалл по крупицам. И радовалась каждому найденному кусочку. Но всё же чего-то не доставало…
Добрая Фея Судьба позволила принцессе-курочке в течение часа бывать раз в году на королевском балу. «Может быть там, - думала принцесса, - мне удастся найти недостающие частички». Но на чужом празднике она так и не смогла найти свою Радость…
Приближался очередной Новый год. В этот раз принцесса-курочка уже не хотела идти на королевский бал. Она решила принять то, что есть, как должное, и довольствоваться имеющимся.
Но, по воле Феи Судьбы, принцесса-курочка все же в новогоднюю ночь вновь обрела облик дамы, печальной и всё ещё обаятельной. Закутавшись потеплее, почти час принцесса бродила в окрестностях замка и, поднимая глаза к небу, любовалась падающими, искрящимися, снежинками, радовалась им, как найденным частичкам своего Кристалла. Она благодарила Фею Судьбу за всё, что у неё есть.
Неожиданно принцесса ощутила нежное, тёплое прикосновение к своей руке. Опустив глаза, она увидела маленькую девочку.
- Не печалься! Всё будет хорошо! - сказала девочка и улыбнулась так, что невозможно было усомниться в искренности её слов.
- Кто ты? Как тебя зовут, малышка? - спросила принцесса.
- Надежда! - ответила девчушка и весело закружилась вместе с белыми снежинками.
Принцесса устремилась вслед за Надеждой. Ей тоже захотелось кружиться в снежном вальсе и, оторвавшись от земли, улететь вверх, туда, где ярко сверкали звезды. Может быть, они и есть те, не найденные частички её Кристалла?
А в это время в курятник зашла маленькая, толстенькая, капризная хозяйка и обнаружила куриные перья. Собрав их в передник, старушенция вознамерилась сделать из них для себя новую подушку...
И снова вмешалась Фея Судьба, одарив принцессу новым ярким оперением. Будучи курочкой, принцесса вряд ли смогла бы подняться высоко над землёй. Но теперь, в облике гордой Жар-птицы, она стремительно понеслась вверх, пытаясь дотянуться до сверкающих звёзд. Их сет звал и манил ее. Птица прикладывала все больше и больше усилий, но звёзды так и оставались недосягаемыми. А силы таяли и крылья ослабели.
И тут внезапно налетел ураган - вероятно, это злой волшебник Рок решил покуражиться. Он закружил – завертел Жар-птицу, обломав ей оба крыла. Стремительное падение с высоты не предвещало ничего хорошего. Но, подхваченная добрыми руками Феи Судьбы, раненая птица опустилась на землю, укрытую пушистой снежной периной.
До самой весны пролежала Жар-птица в снежной постели, заледенела вся. Она будто видела и не видела окружающее, слышала и не слышала, чувствовала и не чувствовала, жила и не жила…
Но наступила весна. Зажурчали ручьи. Набухли почки на деревьях. Воздух стал упоительно-пьянящим. Однажды маленький мальчик, гуляя с мамой и с папой, увидел Жар-птицу. И мальчик, и птица потянулись друг к другу, будто невидимая нить соединила их. Птица поднялась на ноги. Из глаз ее выкатились сверкающие крупинки, частички большого Кристалла. Сколько их ещё - в оттаивающем сердце?
...Не нужно торопиться и загадывать наперёд...
Однажды, в разгар наступившего вслед за весной лета, Жар-птицу увидел одинокий Музыкант. Он забрал ее к себе, и своей волшебной музыкой окончательно вылечил. Он пел Жар-птице свои чудесные песни и заново научил ее летать. А Кристалл Радости засверкал множеством новых граней!
- Как здорово! – захлопала в ладоши Малышка, - Теперь Жар-Птица снова сможет летать! – Она обхватила Еву за шею своими ручонками, чмокнула несколько раз в щеку и, соскользнув с коленей Евы, побежала по зеленому лугу. Потом остановилась, обернулась и прокричала:
- Не печалься! Все будет хорошо! Теперь я знаю, что ты меня любишь! И я тебя люблю!
Наблюдающая за ними Агнешка с удовлетворением сказала:
- Малышка убегает к себе домой, в Прошлое. А ты, Ева, - к себе, в Настоящее. Отпуская ее, настраивайся идти вперед – в Будущее. Хватит уже тебе топтаться на одном месте. Жизнь продолжается!
Ева с добротой и любовью отпустила Малышку и помахала рукой в след убежавшему детству. А в небе Ангел свободно раскинул крылья…