далеко ли та степь,
в которой не нужно терпеть
ни звуков, ни ночи, ни дня,
никого, в особенности - себя.
далеко ли оконная рама,
точнее, свечение от вольфрама,
что собою не слепит слов,
к которым давно готов.
далеко ли то место,
в котором людям известно,
почему, самих себя хороня,
остаются отблеском хрусталя.
тот хрусталь принимает свет,
отражая его, затем же - сводя на нет.
радужка сможет украсить бегство
от всего, что обещали в детстве.
в окружении, но не в плену
свай бетона, кои в тебя вплетут
гордость бессилия ступенью над
родным одиночеством анфилад.
автономия сердца давно уж стала
нулем, спешащим умножить талый
голос, чтобы оный замолк в нельзя,
произносимость свою казня.
завтра накинет законные сбруи,
чтобы губы, болея памятью поцелуев,
находились вне сферы влияния тоски,
подальше от сдавленного "прости".
вольность бумаги обнимает края,
что поделят перо на привычное "зря".
кричит циферблат, но всегда не о нас:
мы для него, что для подошвы - наст.
благо каждый услышать бы рад
стон, издающийся целью услад,
потому нам все же не повредит
думать, что лучшее впереди.