Через дебри всех густых перверсий и персевераций,
извивающейся страсти, хищных танцев перед зеркалом,
сонливых ускользаний от оскаленных обрюзгших глаз –
вечная весна в одиночной камере.
Сквозь лукавое еврейство и унылое армянство,
полыхающие на полях боёв скелеты в касках
и оставленные облачным грибом на стенах чьи-то тени –
вечная весна в одиночной камере.
Сквозь бумажные эпитеты и жалобные слепки,
унизительные суффиксы, сортирную поэтику,
шуршащий эскапизм, дрянное самоутешение –
вечная весна в одиночной камере.
Я стихаю и стухаю, и сквозь смех слезу смахну порой,
но в небо я ныряю – кто-то шарит там.
Сотни лет осознанно-немого избегания
лучей в дремучем гетто, в мясорубке для чувствительных,
надломленных, надверженных, причастных, перекошенных и
вечная весна в одиночной камере.
Я стихаю и стухаю, как свиней, стихи гоня за край,
а за окном я различаю лишь пятно.