Потомки Пелагеи Никитичны Добренко (по замужеству Лысакова) продолжение.
Без отца.
Жизнь продолжалась. Семье Макейкиных стали знакомы не понаслышке такие слова как "враги народа", "члены семей изменников родины" (ЧСИР), "лишенцы", "безотцовщина", сиротство, вдовство. В бараке, где они жили, было очень много детей. У некоторых по разным причинам не было отцов, но к Макейкиным было особое внимание, потому, что их отца расстреляли как "врага народа". Хотя все знали, что это не так, но к детям приклеилось это липкое и едкое слово "безотцовщина".
Детство без отца - оно не сладкое,
"Безотцовщина!" - кричали вслед.
Девочка смахнет слезу украдкою
И - бегом домой. Защиты нет.
Спрятала заплаканное личико,
Чтобы маму вдруг не огорчить.
Это было - тайное и личное.
Девочка поплачет - и молчит.
Смотрит на чужую жизнь внимательно.
В детском сердце - взрослая печаль.
Быть должны отцы, не только матери.
Как же этого не замечать?
С мамой хорошо. Но дочка плакала,
Так хотелось папу ей найти!
Есть отец иль нет - не одинаково...
Кто бы без отца хотел расти?
Пусть бы строг он был - не это главное.
С некрасивым был бы пусть лицом...
Но с детьми другими стать бы равною
Называть кого-нибудь отцом.
Чтобы вместе с ним пройти по улице -
Кто вослед посмеет закричать?
Чтобы мама перестала хмурится,
Не вздыхала тихо по ночам.
Девочка ждала отца и верила...
Наяву мечтала и во сне:
Может быть, придёт, откроет двери он? -
Это близко и знакомо мне.
Знаю, как жила девчонка малая,
Цену знаю детским я слезам.
Плохо без отца. Нарисовала я
Детства своего картину вам.
https://otvet.mail.ru/guestion/206245590
Из воспоминаний Чмых Веры Сергеевны.
В бараке, где жила семья Макейкиных начали делать ремонт, возводить между семьями вместо шторок, фанерные перегородки и вставлять двери. Бригадир, который привёл строителей сказал:
- А в эту комнату не вставляйте дверь, потому что здесь живут "враги народа". Дети, когда услышали это, то побежали к маме на работу сказать ей эту важную новость. Конечно, им тоже хотелось дверь и они наивно, по-детски думали, что мама может что-то изменить потому, что она была строгая и справедливая, добрая и любящая. И к тому же она была взрослая, а они дети. По любому вопросу они могли маме пожаловаться, от обид уткнуться заплаканным лицом в подол, вытереть фартуком слёзы. Но у мамы некому было жаловаться, не было рядом человека, который бы мог её утешить, ободрить, поселить в сердце надежду. Но есть на небе Бог, у Которого вдовы, сироты и пришельцы на особом счету. Не зря Он сказал: "А вдовы их пусть надеются на Меня". И она надеялась. Оглядываясь назад можно только удивляться, как находясь в такой тяжелейшей жизненной ситуации остаться верной Господу. Не усомниться в его благости и милости и пронести живую веру через всю наполненную трагизмом жизнь. То, что Господь делал в жизни Анны, для нас сейчас покажется может быть мелочным и маловажным. Но в то время для их семьи это были чудеса и таких случаев было очень много. Когда заканчивался ремонт в бараке, где жили Макейкины, то один из строителей, несмотря на грозный приказ начальника, обстановку того времени и опасности сурового наказания за свой поступок, быстро навесил дверь в их комнату и ушёл. Хотя его могли и судить за пособничество "врагам народа", но проверять потом никто не приходил. Дети склонны мечтать. Собираясь по вечерам во дворе барака часто задавали друг другу один и тот же вопрос:
- А что бы ты сейчас больше всего хотел: колбасы, сала, или чтобы папанька вернулся?
Ответ всегда был однозначный:
- И колбасу, и сало, и папаньку!
Дети всегда живут ожиданием радостных перемен в жизни, но далеко не у всех они наступают, оставаясь мечтой на долгие годы, а может и на всю жизнь.
Шло время, семья Макейкиных так и жила в этом бараке, откуда забрали Сергея Львовича, отсюда же Анна ходила на допрос в НКВД. Отсюда дети Даша, Вера и Нина пошли в школу. Мама Аня пошила им матерчатые сумки для книг и чернильниц. Тетради делали сами из цементных мешков. Вырезали ровные листы, потом сшивали их на сгибе. Писали карандашом, чтобы потом можно было всё стереть и писать заново. Хотя все в бараке казалось бы и относились к ним хорошо, но у "врагов народа" были и свои тайные враги, которых не устраивало такое соседство. Макейкиным часто били стёкла в окнах и по ночам сильно стучали в дверь каким-то тяжёлым предметом. Но Господь усмотрел и этот вопрос. Вскоре у Анны появилась возможность переехать в другой барак недалеко от нынешнего морвокзала. Здесь было немного спокойнее. Она продолжала работать в фотоателье ретушёром. Хотя в этом бараке не было ненавидящих их соседей, но НКВД не потерял эту семью из виду. Анну продолжали вызывать на допросы, иногда она приходила за полночь. Измотанная морально-психологическим давлением со стороны властей, часто избитая она падала на кровать со слезами. От безудержных рыданий и
остаточных проявлений малярии (ещё эту болезнь называют лихорадкой), Анна тряслась всем телом. Дети, не зная чем помочь матери, укрывали её одеялами и ставили в ряд подушки, чтобы она не ударилась головой о стену... А утром опять на работу... А вечером опять в НКВД... На допросах Анну часто били в область живота, хотели заставить её подписать ложные, сфабрикованные документы на её мужа Сергея, но она не подписывала. От таких издевательств живот у Анны опух и она совсем слегла. Дети постоянно находились у её кровати, стараясь хотя бы как-то облегчить страдания матери. Преследования и допросы после этого прекратились и вскоре здоровье Анны пошло на поправку. Дети учились в школе, справлялись с домашними делами и в свободное время ходили на море, которое было совсем рядом. Материальное положение семьи хотя и было тяжёлое, но хлеба уже было вдоволь потому, что Анна много подрабатывала шитьём. В летнее время, уходя на море, дети брали с собой всегда булку хлеба, соль, чеснок и воду. Натирали горбушки и ели. Это было лакомством. На море они проводили много времени и любимым занятием их было нырять с открытыми глазами, доставать со дна красивые камешки и ракушки. В этом бараке у морпорта они прожили до начала войны. В 1941 году обстановка изменилась и, переживая о дальнейшей судьбе семьи, Анна решила переехать в посёлок Раздольный (окраина Сочи), в колхоз "Победа", чтобы иметь там хотя бы какой-то клочок земли и выращивать свои продукты. Рядом протекала речка Бзугу. Дети подрастали, их надо было кормить, обувать, одевать и учить. Анна устроилась работать в колхоз, на полях вручную полола различные сельскохозяйственные культуры. Дети на каникулах тоже работали в колхозе, рвали черешню, собирали фундук. Павлик, хотя ещё был маленький и не ходил в школу, но уже работал - был подпаском у пастуха в давальческом стаде. Жители в этом районе города в основном были армянской национальности, почти поголовно рыжие. Зная о судьбе семьи Макейкиных, они часто помогали им продуктами, кто картошки даст, а кто хлеба, муки или кукурузы.
Иногда детей угощали так называемым "трофейным", немецким хлебом, который каким-то образом попадал в руки советских солдат.
Даже были разновидности консервированного хлеба длительного хранения. Одна упаковка вмещала в себя 10 нарезанных кусков хлеба, размер упаковки был 5х8 см. Индивидуальные упаковки хранились и транспортировались в картонных коробках большего размера. В упакованном виде такой хлеб не имел определенного срока годности, но после вскрытия упаковки, срок хранения хлеба составлял 2-3 дня.
Консервированный хлеб довольно широко производился в Третьем Рейхе как для военных, так и для гражданских нужд. Для Вермахта консервированный хлеб производился в 400- граммовых банках.
Дарья вспоминала: "Каким он тогда казался вкусным! Его хотелось жевать и жевать, наслаждаясь вкусом настоящего хлеба, и даже жалко было глотать! Ведь его было так мало! Кусочек размером с детскую ладонь, и его надо было разделить на всех..."
И ещё выручал лес. Было очень много желудей. Их собирали, варили, десять раз меняя воду, чтобы ушла горечь, затем мололи на мясорубке. В полученную кашицу добавляли немного муки, получались оладьи. Их жарили без масла, на сухой сковороде. Хотя и горьковато, но всё же не голодные. К тому времени у них уже была коза, которая давала три литра молока в сутки. Дарья, как старшая из детей, уже сама умела доить козу. За столом она тоже следила, чтобы был порядок. Разливала ложечкой молоко поверх желудёвой или кукурузной каши. Старалась, чтобы поделить поровну, никого не обидеть. А если получалось, что кому-то из детей не хватало ложку или две молока, она бежала со стаканом в сарай и додаивала необходимое количество. Однажды кто-то из соседей угостил их мелкой картошкой, её размер был чуть больше горошины. Так как почистить её сырую не представлялось возможным, то пришлось сначала отварить "в мундирах". За ужином у самого младшего из детей, Павлика мелкие картофелины всё время выпадали из рук, потому, что при чистке их было трудно удержать. Но он не растерялся и предложил сёстрам: " Давайте, вы будете чистить, а я кушать". Все засмеялись от его находчивости и конечно уважили младшего братика. Жёлуди можно было заготавливать на зиму, а также насушить грибов и ягод. Ещё в лесу были маленькие дикие яблоки, их также сушили для компота. Из алычи и слив, которые росли повсеместно, делали пастилу. Сначала фрукты варили, потом протирали через дуршлаг, отделяя косточку и кожуру, а то, что получалось, выливали тонким слоем на кусок полотна или стекло, смазанное растительным маслом или жиром. Когда масса высыхала на солнце, её отделяли, сворачивали в рулончики, обвязывали ниточкой. Зимой это не только пополняло нехватку витаминов в организме, но и было настоящим лакомством. Совместными усилиями расчистили небольшую полянку около леса, вырубили поросли, вскопали и посадили картошку. Такие делянки назывались "корчёвками". Новая земля дала богатый урожай, картофелины были просто огромными.
Как то Дарье вспомнилось то время, когда мама пекла им оладьи из укропа и кукурузной муки, дети называли их "укропляннички". Она начала её уговаривать, чтобы сделать хотя бы несколько штук, ведь они были такие вкусные. А мама ответила, что она есть их не будет, ведь вкусными они были только потому, что другой еды никакой не было. Но Дарья продолжала настаивать на своей просьбе и мама согласилась. Вскоре была готова полная тарелка зелёных лепёшек. Дарья с радостью взяла один оладушек, откусила и... опустив глаза отошла от стола... Они уже не голодали.
В семье Макейкиных жила приёмная дочь Люба - племянница Сергея Львовича. Её мать, Марфа Львовна, умерла во время войны и Анна после похорон забрала девочку к себе. Когда Люба достигла шестнадцатилетнего возраста, она завербовалась и уехала в город Иркутск на постоянное место жительства. Вышла замуж, имела детей Свету и Сергея.