И ты, и дождь звучите так светло,
с душой моей беседуя на равных.
Но капли,
холодящие стекло,
очерчены, увы, оконной рамой.
Лишь голос твой вне рамок и времён -
как ливень в эту ночь, ниспослан свыше,
мгновения считая в унисон
с морзянкой, барабанящей по крыше.
Крылатый май -
таинственный фрегат -
отходит от небесного причала
в страну фантазий…… в лето….. в звездопад,
чтоб полночь нас неслышно укачала.
Чтоб скрип кровати мерно нарастал,
усиленный во тьме весенней качкой,
а ветер по каюте разбросал
стихи
и не докуренные пачки…
Держи меня,
пожалуйста, держи!
Безумие грозит опасным креном.
Лишь музыка волною набежит -
душа вскипит черёмуховой пеной…
И смоет всё к чертям девятый вал
бетховенской симфонией погрома,
в осколки обращая мой бокал
и простынь заливая тёплым ромом.
Напрасно посылать сигналы SOS,
стихами и молитвами спасаться.
Ведь этот шторм не рок сюда принёс.
Он прячется в губах твоих…
…. и пальцах…
Ломает стойкость девочек, и мачт,
берёт на абордаж легко и просто.
Но вряд ли я скажу ему don’t touch,
простив грозе любое сумасбродство.
Сдаюсь…
сдаюсь покапельно дождю -
рукам твоим, дарующим мне море.
Где каждый жест отмечен дежавю
и строгостью весенних приговоров:
Ого!
Отмерить пленной сто плетей!???
Что ж...
боцману пора считать удары
рассерженных берёзовых ветвей,
что хлещут по стеклу в оконной раме.
Распятый в крестовине силуэт -
Весна в тельняшке связана, разбита.
Но ты меня спасаешь, мой Поэт,
от алчности пиратских аппетитов.
Как свет звезды,
как выстрел, как маяк
от страждущей толпы нас избавляя,
бросаешь ей в лицо:
«Она моя…» -
при этом ни узла не ослабляя…
Берёшь меня - морской желанный приз -
с верёвками на тоненьких запястьях..
Отныне я Сирена -
твой каприз…
и ставка сумасшедшая - на счастье…
Целуй меня,
испытывай дождём,
скользи губами-каплями по телу,
чтоб я, срастаясь кожею с шестом,
сойти с него уже не захотела.