В тишине дремучей чащи,
На развилке трёх дорог,
Одиноко стоит мальчик,
Он совсем уже продрог.
Тупо смотрит на дорогу
И растерянно молчит.
Видно, что устал немного,
Слышит, рядом куст трещит.
Вдруг оттуда спотыкаясь,
Чертыхаясь и кряхтя,
Вышел старый дед, ругаясь,
Заклинание творя.
Неприметного росточка,
Вида жуткого, слегка.
Сразу видно ниоткуда,
И идёт он никуда.
Весь какой-то несуразный.
Взгляд пустой, дрожит губа.
Довершают образ странный,
Горб, усы и борода.
Изумлённо улыбаясь,
На ребёнка поглядел.
Что-то вымолвить пытаясь,
Сиплым басом захрипел:
«Как зовут тебя, несчастный?
Почему ты здесь сейчас?
Может быть на бал ужасный,
Приглашен в столь поздний час?»
Мальчик, видя это чудо,
Или чудище, скорей,
Понял, нужно бы отсюда,
Убираться побыстрей.
Только вот ведь незадача,
По какой из трёх дорог,
Не пойдёт он наудачу,
Всё равно сюда придёт.
И от этой чертовщины,
Детский ум напрягся весь.
Что за странные причины?
Что за бред творится здесь?
К старику он подступает:
«Дедушка, родной, скажи.
Сил уж нет надежда тает.
Путь дорогу укажи.
Ты поведай, что творится,
В жуткой чаще у тебя.
Не пойму, как заблудился.
Пашенька зовут меня.»
Дед сначала усмехнулся.
Вдруг заохал, застонал.
В смехе диком захлебнулся,
Сел и вот что рассказал:
«Знать тяжёлая судьбина
Суждена тебе сынок.
Не дано нам знать причины,
Только твой сегодня срок.
И никто уже не властен,
Пусть рождается заря.
Будешь жалок, иль прекрасен,
Всё зависит от тебя.
А тебе, всего лишь нужно,
С тех дорог свернуть во тьму.
Продвигаясь осторожно,
Проложить свою тропу.
Будет трудным путь тернистый.
Повстречаешь на пути,
Бал ужасный, в поле чистом,
На котором главный – ты.
Ведьмы, черти и русалки
Преградят твой юный путь.
Вурдалак с Вороньей балки,
Впрочем, это всё не суть.
Главное, малыш, не сбиться
И из леса выйти в срок.
Всё окупиться сторицей.
Ты попробуй, я не смог.
Если же заря застанет
В заколдованном краю,
Вид твой сразу гнусным станет,
И поймешь ты скорбь мою.
Невозможно мне пробиться
За заветную черту,
Начал с нечистью водиться,
Видно здесь я и помру.»
Вдруг он зайцем обернулся.
Страшно крикнул: «Разойдись!»
Чёрным вороном взметнулся.
И шепнул: «Поторопись.»
Пашенька, расширив очи,
На развилку поглядел.
Испугался, видно, очень.
Сел на пень и заревел.
В голове перемешались,
Ведьмы, черти, зайца крик.
Гнусный ворон, пир ужасный,
Выживший с ума старик.
Так с сомненьем вспоминая,
Что ему старик наплёл,
Ничего не понимая,
В лес загадочный побрёл.
Долго, коротко ли, вечно?
Изменило время бег.
Миг один иль бесконечность,
День, секунда, месяц, век?
Сколько он один скитался,
В беспросветной серой мгле?
Вдруг свирели звук раздался,
Свет забрезжил в темноте.
После всех переживаний,
Лютых страхов и тревог,
Беспорядочных скитаний,
Не пойти туда не мог.
Лунный свет залил поляну,
На которой в час совы,
Ждали господа и дамы,
Лишь тебя, им нужен ты.
Чтобы вдоволь насладиться,
Свежей кровушки попить.
От души повеселиться,
Дух неопытный сломить.
Вот фанфары заревели,
И оркестра взвыла медь.
Вверх петарды полетели,
Любо, дорого смотреть.
Всё красиво, шумно, ярко.
В буйстве красок карнавал.
Гром веселья пляски дикой,
Отрока очаровал.
Три сестрицы окружают,
И заводят хоровод.
Уши лестью ублажают,
В рот пихают бутерброд.
Старшая строга, спесива,
Наломать боится дров.
В основном, детей губила,
Хоть и не дал бог зубов.
Она как-то умудрялась,
Злобу в сердце затая,
К людям ненависть питая,
Доброю считать себя.
Средняя всегда проворна,
Поучать других сильна.
Нетактична, осторожна,
Чуть умом обделена.
Помнит два лишь заклинанья,
Впрочем, тоже не всегда.
В нищенку как превратиться,
Да в царицу иногда.
И бывает видеть странно,
Как надменно, сгоряча,
Жалует, вдруг, побирушка
Шубу с барского плеча.
Зависть младшенькую греет,
На пиру опасней всех.
От чужих мучений млеет,
На любой решиться грех.
Словно приговор жестока,
Неизбежна, как судья.
Твой палач, по воле рока,
Может погубить тебя.
Вот средь бала и веселья,
Чуть помятый, но не стар,
Будто маясь от безделья,
Подошёл седой гусар.
Благородно и красиво
Речь занудную ведёт.
И вокруг глядя лениво,
Кровь разбавленную пьёт.
Люба нашему герою
Бала страшного пора.
Жизнь здесь кажется игрою,
Жизнью кажется игра.
В центре общего вниманья
И не ведая беды.
Он встречает пониманье,
И неважно, чёрт ли ты,
Или скромная русалка,
Иль подвыпивший гусар,
Или вечный дух болотный,
Иль безжалостный корсар.
Черти кругом обступают,
Хором упыри поют,
На трубе медведь играет,
Лешие вокруг снуют.
Путник наш не понимает,
Кто он и куда идёт.
Чары бала завлекают,
А веселье в пляс зовёт.
Как рождественская сказка,
Как купание в ночи.
Только страшная развязка
Может здесь произойти.
Круг начертанный замкнётся,
Канут в прошлое мечты,
Жизнь кошмаром обернётся,
Если опоздаешь ты.
Ворон вдруг на стол свалился,
Канарейкою запел,
В индюка оборотился
И призывно засвистел.
А индюк прошёлся кругом,
Издевательски икнул.
В шар воздушный превратился,
Нагло лопнул и шепнул:
«Что же ты творишь, проказник?
Посмотри вокруг себя!
Близится к финалу праздник,
Конь у дуба ждёт тебя.
И внезапно, как прозренье,
С глаз упала пелена.
Понял он, что ослепленье
Дикой оргии цена.
В миг уродство обнажилось –
Тупость, ненависть и лесть.
Сердце в ужасе забилось.
Может это только здесь?
Как ужаленный метнулся
Он к заветному коню.
По дороге обернулся
И увидел смерть свою.
В диком вопле задыхаясь,
Умножая злость свою,
Младшенькая, чертыхаясь,
Заревела: «Не пущу!»
Юношу лишь подзадорил
Леденящий душу крик.
Палкой он коня пришпорил,
Тот заохал как старик.
От проклятий надрываясь,
Превратился в журавля.
Скинуть Пашеньку пытался,
Мимо нечисти летя.
Долетев до края леса,
Словно врезался в скалу.
Тут седок не удержался
И свалился в темноту.
Сколько длилось то безмолвье?
Вот сквозь стену низких туч,
Осветив фигуру в поле,
Просочился солнца луч.
Быль иль не быль? Сон ли это?
Как на поле он попал?
Ощутив всю радость света,
Дом увидев побежал.
Сам не знаю я ответа.
Так ли уж правдив рассказ?
Но однажды, поздним летом,
В аккурат на самый Спас,
В дом родимый постучался
Статный юноша, орёл.
В ноги низко поклонился,
И такую речь завёл:
«Нынче ночью уплываю
Я в далёкие края,
Вот когда вернусь не знаю,
Не сердитесь на меня.
Вся, как на подбор команда,
Бриг в Бразилию идёт.
Если было что не ладно …
Впрочем, время уж не ждёт.»
Мать истошна застонала:
«Не затем тебя рощу!»
Дверь входную закрывая,
Заревела: «Не пущу!»
А отец вдруг рассмеялся.
Крикнул: «Сынку! Покажись!»
И слезу, смахнув рукою,
Прошептал: «Поторопись…»