Глава 2
"Блаженный Анатолий"
Рассказывая о "красной" Айседоре, нельзя не остановиться на личности первого советского наркома просвещения Анатолия Луначарского.
Бытует мнение, что Ленин благоволил Луначарскому. Ну как же, эстет, эрудит, прекрасный оратор, знаток русской и мировой литературы! Это мнение внушил всем М. Горький и подкрепил словами Ленина: "Луначарский — на редкость богато одаренная натура. Я к нему питаю слабость... Я его, знаете ли, очень люблю. Есть в нем какой-то французский блеск. Отличный товарищ! — Правда, еще добавил: "Легкомыслие у него тоже французское. Легкомыслие от эстетизма у него".
Никогда, видно, не забывал вождь революции, как новоиспеченный большевик Луначарский (он только в 1917 году вступил в партию) бегал "с выпученными глазами" в гостиной Мережковских, потрясенный Октябрьским переворотом, и всех убеждал: " Мы этого не хотели, господа! Мы хотели только попробовать! (См. дневники З.Н. Гиппиус.)
Числилась за ним не одна подобная история, но собор Василия Блаженного ему ни Ленин, ни Троцкий не простили: костьми лег, из состава большевистского правительства вышел в знак протеста, предпочел себе "в награду" обидное прозвище "Блаженный Анатолий", но собор разрушить не дал.
"Я видел Анатолия Луначарского, только что назначенного народным комиссаром просвещения, дошедшим до истерики и пославшим в партию отказ от какой-либо политической деятельности. Ленин с трудом отговорил его от этого решения". — Так пишет Ю. Анненков.
Не прошла бесследно для Анатолия Васильевича и его инициатива с приглашением танцовщиц Айседоры и Ирмы Дункан. Ему приклеили еще один ярлык — "наша балерина". Кто удостоил его этим прозвищем? Послушаем "красных эмигрантов".
"О литературной пошлости Луначарского за рубежом была напечатана убийственная статья М.А. Алданова, разбирающая художественное (драматическое) творчество этого большевистского пошляка и пустозвона, кого сам Ленин называл "наша балерина", — пишет Роман Гуль.
Марк Алданов в статье о драматургии Луначарского приводит примеры действительно вопиющей пошлости, явленные миру "культурнейшего из большевиков". В частности, созданные им образы короля Дагобера и его дочери, красавицы Бланки из пьесы "Королевский брадобрей". "Король, натурально, желает изнасиловать свою дочь — чего бы другого можно было ждать от короля?" — иронизирует Алданов. У него, как и у всей эмиграции, не находилось для Луначарского добрых слов: "Этот человек, живое воплощение бездарности, в России просматривает, разрешает, запрещает произведения Канта, Спинозы, Льва Толстого".
Как известно, в неграмотной России до 1917 года в культурной жизни главенствовала не книга, а театр. Луначарский покровительствовал и всячески поддерживал все новшества и реформы театров Станиславского, Мейерхольда, Таирова. И это явление особенно поразило приехавшую в Россию Айседору Дункан.
В Берлине на вопросы репортеров — работают ли в Москве театры? — Айседора ответила: "Каждый день до сорока спектаклей! Мой великий друг Станиславский, глава Художественного театра, с аппетитом ест бобовую кашу вместе со всей семьей, но вы бы видели, что он творит на сцене!"
А.В. Луначарский проявлял искренний интерес к идеям К.С. Станиславского о реорганизации Художественного театра. Он даже 25 августа 1921 года обратился к Ленину с запиской, которая кончалась словами, что если изложенные предложения не принять, то "театр будет положен в гроб".
Ленин Луначарского аудиенции не удостоил, а письменно ответил: "Принять никак не могу, т.к. болен. Все театры советую положить в гроб. Наркому просвещения надлежит заниматься не театром, а обучением грамоте".
С такой постановкой вопроса Луначарский не согласился и обходным путем добился в Политбюро постановления об ассигновании в один миллиард рублей на нужды театров. Ленин ответил взрывом негодования:
"Узнав от Каменева, что СНК единогласно принял совершенно неприличное предложение Луначарского о сохранении Большой оперы и балета, предлагаю Политбюро постановить:
1. Поручить Президиуму ВЦИК отменить постановление СНК...
4. Вызвать Луначарского на пять минут для выслушивания последнего слова обвиняемого и поставить на вид (...), внесение и голосование таких постановлений впредь повлечет за собой со стороны ЦК более строгие меры. 12 января 1922 года. Ленин".
К счастью, этот раунд Луначарский выиграл. Большой театр тогда не был закрыт.
"Совершенно неприлично" проявил себя Анатолий Васильевич и с покровительством Вл. Маяковскому. В "Краткой литературной энциклопедии" (1967 г., т. 4) говорится: "Статьи Луначарского о Маяковском содействовали созданию атмосферы доброжелательности вокруг поэта-новатора". А тогда, в 1921 году, Ленин писал Луначарскому: "Как не стыдно голосовать за издание "150 000 000" Маяковского в 5 000 экз.? Вздор, глупо, махровая глупость и претенциозность. По-моему, печатать такие вещи лишь 1 из 10 и не более 1 500 экз. для библиотек и для чудаков. А Луначарского сечь за футуризм. 6 мая 1921 года".
И в тот же день М.Н. Покровскому: "Т. Покровский! Паки и паки прошу Вас помочь в борьбе с футуризмом и т.п. Луначарский провел в коллегии (увы!) печатание "150 000 000" Маяковского. Нельзя ли это пресечь? Надо это пресечь. Условимся, чтобы не больше двух раз в год печатать этих футуристов и не более 1500 экз. Ленин".
В августе 1921 года страна хоронила Блока, своего лучшего поэта, умершего не столько от болезни, сколько от голода, а Луначарский (опять невпопад с установками и требованиями бюрократии) обращается через голову правительства с заявлением о правительственных пайках для Айседоры и ее приемной дочери. Обратился не по инстанциям, а непосредственно к Халатову, председателю комиссии по снабжению рабочих при народном комиссариате продовольствия.
"Дорогой товарищ! Обращаюсь к вам по вопросу совершенно исключительному.
Как вы знаете, мною приглашена была товарищ Дункан. Настроение ее очень хорошее и дружественное по отношению к нам, и она, безусловно, может быть нам полезна, но первым условием для ее полезной деятельности является питание. Вот почему я прошу установить для Дункан и ее ученицы два полных наркомовских пайка. Нарком по просвещению Луначарский".
Халатов тотчас жалуется Ленину. Ленин выговаривает Луначарскому. Слух о волоките с пайком доходит до Айседоры. Вот откуда ее великодушный отказ от пайка.
"Спасибо, но мне ничего не нужно, — сказала я Луначарскому. — Я готова голодать вместе со всеми, только дайте мне тысячу мальчиков и девочек из самых бедных пролетарских семей, а я сделаю из них людей, которые будут достойны новой эпохи. И ничего, что вы бедны, это ничего, что вы голодны, мы все-таки будем танцевать!»
"Мы будем танцевать!" — ответил ей нарком Луначарский, протирая очки (слезы брызнули у него из глаз).
Нельзя не видеть, в какое унизительное положение был поставлен нарком, но что он мог сделать? Он выкручивался, как мог.
После гибели Айседоры Луначарский напишет: "Личную свою жизнь она вела исключительно на привезенные доллары и никогда ни одной копейки от партии и правительства в этом отношении не получала. Это, конечно, не помешало нашей подлейшей реакционной обывательщине называть ее "Дунька-коммунистка" и шипеть о том, что стареющая танцовщица продалась за сходную цену большевикам. Можно ответить только самым глубоким презрением по адресу подобных мелких негодяев".
К началу осени 1921 года положение в стране еще более ухудшилось. В рабочей среде начинались волнения. Положение Айседоры оказалось незавидным и весьма нелепым. Уехать ни с чем — значит, подвергнуть себя насмешкам. Оставаться и ждать? Но чего ждать в этих трудностях и неразберихе? В это самое время и разразился тот скандал, который впоследствии перечеркнет всю ее деятельность в России.
Нарком Луначарский не мог мириться с таким положением дел, когда на спасение русской культуры у правительства средств упорно не находилось, а для ведения коммунистической пропаганды — в стране и за рубежом — денег не жалели.
Посмертно, воздавая дань великому вождю Ленину, Луначарский написал в 1926 году статью, которую позднее включил в книгу "Силуэты". Воспоминания Луначарского о вожде временами, прямо скажу, озадачивают.
"Горький жаловался на обыски и аресты (...) у тех самых людей, которые всем нашим товарищам и вам лично, Владимир Ильич, оказывали услуги, прятали нас в своих квартирах. Владимир Ильич, усмехнувшись, ответил:
— Да, славные, добрые люди, но именно потому-то и надо делать у них обыски. Ведь они, славные и добрые, ведь сочувствие их всегда с угнетенными, ведь они всегда против преследований.
И Владимир Ильич рассмеялся совершенно беззлобным смехом".
И еще одна цитата: "Его гнев тоже необыкновенно мил. Несмотря на то, что от грозы его действительно в последнее время могли гибнуть десятки, а может быть и сотни людей".
Выводы о "милых" чертах характера Ленина сделает сам читатель.
В 1930е годы Луначарский стал помехой, потому что совершенно не контролировал свои слова. По мнению кремлевских соратников, этот "пустозвон" всегда любил поговорить, а в последние годы даже рта не дает никому раскрыть, упиваясь своим красноречием, и зачастую выбалтывает такое, что никому знать было не положено. Так же вел себя и за рубежом. Поэтому напрашивается естественный вопрос: своей ли смертью умер за границей этот "отставной" нарком? Большевики, как известно, ничего никому не прощали.
Слишком много было расхождений у вождя и наркома, не мог Ленин всецело полагаться ни на Луначарского, ни на М. Горького — обоих заносило не в ту сторону.
Таким образом, единственный защитник и покровитель Айседоры в России сам нуждался в защите и покровительстве.
Продолжение следует