- Хен-де-хох!
- Аааа?
- Ха-ха-хаа! Ты чего, Стёп, бродишь ни свет ни заря? Бессонница что ли, как и меня, одолела?
- Ну...ты...баран, Федь!? А если бы я руки поднял? - возмущённо, весь дрожа, произнёс Степан.- Зачем только голову тебе на плечи положили?
- Ты чего, Стёп? Я же...я пошутил...
- Пошутил! Шут гороховый! - Степан осторожно вытащил из-за пазухи свёрток: какой-то плоский предмет завёрнутый в старое-престарое полотенце.
- Эт чего, Стёп? - проявив некоторый интерес, спросил Фёдор.
- Зеркало.
- Зеркало? - лёгкая ухмылка возникла на лице Фёдора. Он поднял к небу глаза, подумал о чём-то о своём и задал удивительно актуальный вопрос, - и откуда?
- От верблюда. Оттуда, где других зеркал больше нет и не предвидится, - уклончиво ответил Степан. - Хочешь знать откуда? - продолжил он.
Фёдор утвердительно кивнул головой: мол, ему очень интересно это знать.
- Ладно, - посмотрев по сторонам, сказал Степан, - но только, смотри, никому. Ага?
- Стёп, да ты что, не знаешь что ли меня? - с обидой в голосе тихо, уподобившись Степану, но с чувством собственного достоинства, произнёс Фёдор.
- Ладно. Мне всё равно одному не справиться, - Степан внимательно осмотрелся - нет ли кого поблизости и махнул рукой, чтобы Фёдор наклонил к нему голову, и прошептал ему прямо в ухо, - будешь много знать, скоро состаришься. Ха-ха-хаа!
- Ха-ха-хаа, - передразнивая Степана, засмеялся Фёдор.- Чего ты из меня дурака дурака делаешь, - возмутился он. - Кому твоё старьё нужно? Тоже мне - драгоценность.
- Дурак ты, Федя, понял? - с сожалением в голосе еле слышно, но чётко произнёс Степан. - Зеркало старинное, понял? Пошли ко мне, там я тебе всё расскажу. У меня, кстати, от вчерашнего малость осталось.
- Вот это - дело! - враз ожил Фёдор. - А то - зеркало...Тьфу на него!
Степан, оглядываясь по сторонам, запихал свёрток за пазуху, и друзья, о чём-то шепчась и зорко всматриваясь в окружающее их пространство, скоро подошли к дому Степана.
В дом они заходить не стали, а сразу двинулись по бурьяну к кособокому сараю, крыша которого почти вся заросла травой, а посреди крыши, к тому же, словно антенна, красовалась, раскинув во все стороны ветви, небольшая берёзка.
Толкнув ногой дверь, которая едва держалась на одной петле, Степан заглянул внутрь сарая, где уже давно пауки создали своё царство-государство. Степан взял палку и, сбивая ей паутину, провёл Фёдора к стоявшему посреди сарая столу.
- Я щас. - сказал шёпотом Степан и вышел из сарая. Через пару минут он вернулся, держа в руке бутылку с мутной белёсой жидкостью.
"Самогон", - догадался Фёдор.
Смахнув пыль со стола, Степан вытащил из кармана стакан, подул в него, поставил на стол и только потом вытащил из-за пазухи свёрток и положил его рядом со стаканом.
- Вот так,- произнёс Степан с чувством удовлетворённости и налил жидкость в стакан до половины. - Давай, Федь, за находку...Стоп-стоп...стоп...вот она, сказал он, вытаскивая из другого кармана небольшой кусочек сухого хлеба - сухарик - с чёрной с зеленцой корочкой. - Ну, побудем! Чтоб, значит, не билось, - предложил Степан, имея в виду зеркало
- У-у-ух...ничего себе. Градусов семисть не мене, - крякнул Фёдор и тяжело задышал, затем, схватив протянутый ему сухарик, жадно вздохнул неиссякаемый аромат хлеба. – Где только, Стёпа, ты такую дрянь добываешь? - наконец, отдышавшись просипел он.
Ничего не ответив, Степан налил себе тоже полстакана, выпил, и сразу же пот полился с его лица.
- Вот, зараза, чего только она в него добавляет? – вымученно выдавил из себя Степан. - Ладно, Федь. А где ещё возьмёшь? - добавил он уже более примирительно.- Не иначе, потравит она нас. Вот...стервоза. Знает, что нам деться некуда.
Вытерев пот рукавом, Степан развернул свёрток. В его руках оказалось обыкновенное, как представил себе Фёдор, зеркало в деревянной рамке. Правда, рамка была покрыта затейливой резьбой, а кое-где просматривалась позолота.
- Ну и что? - задал Фёдор вопрос Степану. - Чего особенного в этом зеркале? Зеркало, как зеркало: только и всего.
- Я, Федя, не всегда был алкашом, а потому кое-что, в отличие от тебя, маракую. Смотри, деревяшка-то ценная, а резьба какая, а? В наших краях такого никто никогда не видел. И потом, гляди, зеркало вставлено, как икона, в кивот. А зачем? Вставил зеркало в рамку, и всё: чего мудрить-то? А сзади, смотри, какая интересная пластина... тоже из ценной древесины. Щас...погоди...Щас, увидишь. – Степан поднёс зеркало к окошку, сплошь загаженному мухами, и, повернув заднюю сторону так, чтоб свет падал касательно её поверхности, произнёс, - смотри, смотри, Федь...видишь, а? на пластине что-то написано, а по углам - какие-то знаки. Видишь?
- Вижу, Стёп. Точно. Вот так да! - присвистнул Фёдор. - Ёлы-палы! Стёп, это надо сбрызнуть, а иначе нужные мысли не раскрутятся.
Степан снова налил по полстакана. Выпили, занюхали, покряхтели, почертыхались, а когда ещё и отдышались, вернулись к зеркалу.
Слово на правах нового хозяина зеркала взял весь красный, как варёный рак, Степан:
- Мне кажется, Федь, что дело здесь не чисто. Вещь явно старинная. Просто...ну...загаженная мухами да облепленная паутинами, она, как я мыслю, никого не заинтересовало... Там, кстати, ещё ходики с кукушкой висели рядом...тоже все в паутине.
- Таак!.. Стёпа!.. Стёпа!..
- Ну? Стёпа-стёпа...чего дальше?
- Дальше, говоришь? - Фёдор сверкнул белками глаз. - Стёпа, я где-то толи читал, толи...видел...в таких вот неприметных предметах в старое время...ну...в революцию или...там...в войну какую...словом: богачи в таких вещах прятали своё богатство: брюлики там...или...даже золото...эти, как их?...червонцы царские... Представляешь! - Фёдор многозначительно потряс пальцем.
- А что, Фёдь, может так оно и есть, - оживился Стёпан.
- Места, вон, сколь - чего хошь можно спрятать. Да тут море брюликов можно пристроить внутри. Для червонцев, пожалуй, зеркало малость легковатое, а вот камешки всякие там драгоценные - это будьте, любезны! Только...только, как это проверить? Ломать не больно хочется.
- Правильно, Стёп! - оценил Фёдор сказанное Степаном. - Ломать, как говорится, не делать. С этим спешить не стоит. Сначала нужно...нужно всё очень тщательно и разумно...эээ...обдумать. Правильно?.. Ты обещал мне, что скажешь где его...зеркало...снял со стены...то есть, в каком...чьём доме?
- У Мыкыльника.
- Чего!? - Глаза Фёдора резко полезли вверх. - Ты что, Стёп, совсем того!? Он же известным колдуном был! Забыл что ли!? Ну...ты...ты даёшь!.. Да его дом всегда все обходили стороной, даже когда его не стало. Помнишь, рассказывали, как он "уходил"? Ну ты, Стёп... И чего теперь? Откроешь заднюю стенку, а там...дрянь несусветная какая-нибудь или...проклятье...да...чёрт те что там может быть, что нам с тобой совсем ни к чему. Ууухх! Ну, Стёпа!
- Чего раскудахтался? - Степан был спокоен, как Сфинкс, - снял и снял: чего такого-то? Теперь поздно вздыхать. Если что-то в этом деле колдовское и присутствует, то ничего уже не исправишь.
- Стёп, а может, зеркало к попу снести, а? Пусть он над ним поколдует...тьфу ты...кадилом помахает...ну...эту...молитву споёт,а? А потом уж видно будет, чего с ним делать.
- Ну ты, Федь, и паникёр. Про Мыкыльника всё придумали. Жил он всегда один, вот и насочиняли всякого.
- Неет, Стёпа, никто ничего не насочинял. Помнишь, у него кузница на болоте была? Местные у него подковы никогда не брали: подкуёшь лошадку, и, считай, она пропала. И ещё много чего рассказывали. Он ведь почему Мыкыльник? Да потому что мыкается всю жизнь, места себе никак не может найти. А почему? Потому что он колдуном был, а у них жизнь совсем другая, чем у обычных людей. Многие видели, как он и в кошку превращался, и в чёрного ворона, и в свинью, и...да в кого хошь...дьявол его подери. Господи, спаси и сохрани нас от такой нечисти...меня и Стёпу.
- Всё, что ты сейчас сказал, я и сам прекрасно знаю: не в другой деревне жил. По большому счёту, я мало во всё это верю, хотя случаи были разные. Топливо, Федь, закончилось. Что будем делать? - спросил Степан у ещё взбудораженного Фёдора. - Добавлять будем?
- Я бы, Стёп, не отказался, - подрагивающим голосом ответил Фёдор.
- Тогда я пошёл, а ты, Федь, приляг на диван, пока я хожу,- сказал Степан и показал рукой в сторону непонятного вида изделия, которое когда-то было, очевидно, диваном, а сейчас представляло из себя фантастическое зрелище с вылезшими наружу пружинами.
Степан ушёл, а Фёдор, поразмыслив пару минут, подошёл к тому, что Степан назвал диваном, смахнул с него пыль, паутину и прочий мусор и, ловко пристроившись среди грозно выступающих пружин, лёг, вытянул ноги и тут же захрапел.
- Спишь, Федька? Спи, спи. Дружок твой Стёпка спёр у меня зеркало любимое, а это нехорошо. Зря он это сделал. Ой, зря! Вы у меня ещё попляшете! - грозно произнёс Мыкыльник, столь обросший волосом, что лица его почти не было видно.
Изо рта его торчали огромные жёлтые клыки, с которых капала жёлтая с зеленоватым слюна, а огненно-красные глаза источали лютую ненависть. Вдруг, откуда не возьмись, появился чёрный ворон и сел на плечо Мыкыльника.
- Кар-р-р, хозяин! Держись, Федька! Кар-р-р! Давно по тебе да Стёпке проклятье скучает...кар-р-р-ха-ха-ха!!!
- Ух, я вас! - прорычал Мыкыльник и, превратившись в огромного лютого волка, бросился на Фёдора.
- А-а-а-а!!! - закричал Фёдор и проснулся. Пот с него катился градом. В двери появился сияющий Степан.
- Во, Федь! А!? Гулям, ёлы-палы! Ну как, вздремнул? Пошли к столу. Свежак, понял? Долго тебя ждать? - нетерпеливо спросил Степан Фёдора.
- Иду, - прохрипел Фёдор.
- А ну, Федот, проворней! Присоединяйся, давай. - Степан явно был на взводе. - Прихожу, значит, и говорю: милая, выручай бедного гусара, без топлива никаких тебе дел. Удачно попал.
В настроении Настюха оказалась. Смеётся, зараза: ну как, спрашивает, понравилась? Да мы, говорю, пьём и за тебя молимся,- не замечая, что Фёдор ещё сидит на чудо-диване, Степан увлечённо рассказывал, как он сумел очаровать Настю. - Во всём, Федя, - продолжал Степан, - нужен подходец.
Надо человека так настроить, чтоб он сам был готов всё тебе отдать, понял? Тебе, Федь, чего, диван что ли понравился? Пошли, я уже накапал. А пи-ро-жок, ааа!? С капусточкой! Уухх! Объеденье!
Фёдор подходил к столу, как узник, приговорённый к смерти, к плахе. Приснившийся ему сон никак не способствовал поднятию настроения. Фёдор, молча, взял дрожащей рукой стакан и, отбивая морзянку зубами по стеклу, выпил содержимое. Судорожно глотая воздух, он схватил сухарик и долго втягивал сквозь него живительный хлебный запах. Глядя на мучения Фёдора, Степан даже озаботился:
- Ты чего, Федь? Смотри, друг мой ненаглядный, ласты не склей. Опять чего-то Настюха намешала, зараза! Дыши, дыши, Феденька! Держи, пирожок...с капустой. Пирожки у этой стервозы хорошие получаются, ничего не скажешь...не то, что пойло. Эх! Была не была!
Степан налил себе, как он выразился, пойла и выпил. Ничего страшного не произошло: разве только пот заполнил все морщинки на его лице, а отдельные капли украсили его куцую бородку. Отдышавшись, Степан взял положенную ему половинку пирожка и, откусив самую малость, долго жевал её беззубым ртом.
- Хорош пирожок... Эх! Вот было время!.. Знал бы ты, Федя, какие пирожки да пироги пекла моя Катька. Ум можно отъесть. Я тогда трактористом работал. Накрутишься по полю, придёшь домой, умоешься, а на столе уже и пирожки и пирог с капустой меня дожидаются. Вкуснотищаа! Вот было время! Ты тогда, Федя, в городе ошивался, а мы, как известно - всегда здесь, в своей деревне. Если б не перестройки да революции, жили бы, как положено в нормальном государстве.
Как пошлооо! Колхоз - тюк...и нету. Технику всю в металлом перевели. Мой трактор тоже. Всё! Что хошь, то и делай! Молодёжь, которая боле-мене, враз старт взяла. Я с мужиками тоже в Подмосковье работать настроился. Пару раз съездили - ничего, вроде. А третий раз вышел нам боком. Работали, значит, на даче. Хозяйка-то молооденькаяя, привеетливаяя. Даа...
Что сказала, то мы всё и сделали. Приняла она у нас работу, деньги на бочку, и гуд бай! Ездили мы с Борькой Симоновым на "Москвиче". Только отъехали от дачи пару километров - стоп! Стоит посередь дороги чёрный джип, а рядом с ним парни-шкафы. Борька вылез узнать, мол, что да как... Ему сразу в рыло. Нас тоже из машины вытащили, дали по сусалам, косточки маленько размяли, посмеялись да и уехали. Деньги, конечно, все до копеечки забрали. Вот так.Больше мы и не рыпались поехать.
Борька после энтого случая до сих пор в инвалидах числится: крепко ему досталось...и нам, конечно, но ему особенно...как первопроходцу. А тут - работы никакой. Жена рвёт и мечет. Эх! Стал я по мелочи подрабатывать...ну...сам понимаешь? Прихожу как-то домой, а на столе записка...Уехала с дочкой к своей матери моя Катька. И пошёл я под гору. Никак не могу остановиться.
Не зло выругавшись, Степан налил в стакан немного самогона и плеснул в рот.
- Ух, чёрт те, побери! Не жизнь, а...А ты чего притих, - обратился он к Фёдору. - Держи, - протянул он тому стакан. - Лей сам, сколь хошь, сколь вытянешь.
- Дошли мы с тобой, Стёпа. У меня тоже... Никому никогда не говорил, а тебе, как на духу. Многие удивляются, чего это я назад в деревню припёрся из города-то?
Припрёшься...Я ведь тоже неплохо жил-поживал, а время пришло...сам знаешь? Месяц зарплаты нет, два, три...Бог ты мой! На что жить-то!? В городе огородов даже нет. Жена злится, а что я могу сделать, коль зарплату не дают? А однажды и заявляет: пшёл, мол, в свою поганую деревню, к чёртовой матери: нужен мне такой нахлебник! Я, значит, сопротивляюсь, а она - своё.
Слышу как-то звонок в дверь, открываю: стоят три амбала и она впереди них. Вот, говорит, он, мой урод. Один, здоровенный такой мне и говорит: чтоб через три дня моего тела в квартире не было. Хочешь, мол, сам удались, а хочешь - вынесут...
Даа...да...как щёлкнет меня в лоб, гадёныш. А что я мог сделать.
Вот и приехал сюда, к родителям, рассказал что да как. Отец говорит: мол, ладно - ты ничего нигде не трепли, а мы уж как-нибудь проживём: слава Богу, пенсию пока носют. Вот так, Стёпа.
- Фёдь...да ты же...Понял... Выпей...чего уж там. Получается, что мы с тобой - братья по нужде...в смысле...ты, думаю, всё понял?
Фёдор налил себе немного содержимого бутылки, выпил, помучился: аж, слёзы выступили - толи от выпитого, толи от обуревавших его мыслей, и убитым голосом произнёс:
- Стёп, а Стёп, может ну его это зеркало, а? Может, мы его назад вернём?
- Чего так, - удивился Степан. - Сначала надо разобраться что к чему. Вдруг в нём и правда что-то спрятано, а?
- Стёп, - голос Фёдора дрожал от невероятного напряжения.
- Стёп, мне сон нехороший приснился, когда ты за топливом к Настюхе ходил. Мыкыльник пообещал нас разделать под орех.
- Мыкыльник? То-то я смотрю, ты какой-то не такой. Чего ж до сих пор молчал? Даже не знаю, чем тебя Федя порадовать. Матть его, чёртова Мыкыльника. Слава за ним, конечно... ещё та... Федь, а чего нам терять-то? Годов нам - скоро полтора века, ежель обех взять. Откроем зеркало, а там видно будет. Пустое - назад отнесём да и повесим на стену: пусть подавится, чёрт окаянный! А если...сам понимаешь, а? Шанс ведь, а? Плюнем на эту деревню и укатим на Чёрное море, купим домишко с видом на море - живи не хочу! Ты...как маракуешь, Федь, а?
- Такой вариант, Стёпа, меня вполне устраивает...только...только...
- Никаких, Федь, только, понял!? Ты, как хочешь, а я зеркало всё равно вскрою. Я, друг мой Федя, уже ничего не боюсь! Наливай! Щас хлопнем...и а-ля-у-лю! Ну чего, Федь, давай, решать. Ну?
- Открываем, - выдохнул Фёдор,- будь, что будет...
Который день море не показывало свой крутой нрав, а только радовало отдыхающих своей необыкновенной красотой. Лёгкие волны терялись в песке. Степан и Фёдор каждый день и в любую погоду - почти в любую - рано утром приходили на берег посидеть на огромных валунах. Направо от них сколько охватывал взгляд простирался песчаный берег, на котором отдыхали, загорали...тысячи людей, а слева от них начинались скалы. Они полюбили это место, а за что: вряд ли могли ответить. Болтаться на пляже, как говорил Фёдор, ему совсем не интересно. Степан был с ним совершенно согласен: приятней видеть всю эту красоту со стороны.
- Федь, - обратился Степан к другу, - сегодня, если вдруг не помнишь, годовщина. Что придумаем?
- Ничего особенного, Стёп,- важно произнёс Фёдор. - Давай...давай это...шашлычок под коньячок, и все дела...
- Федяя!.. Коньячок под шашлычок... Чудо ты... черноморское...никак не запомнишь...
Друзья обнялись и засмеялись.