- Ну вот, - стряхивая с себя капли дождя и вытирая рукавом рубахи лицо, радостно сказал Степан, подходя к Михалычу, который сидел на ступеньке крыльца и гладил дремавшего у него на коленях внушительных размеров серого с чёрными полосками кота, - дождались наконец-то, а то, прямо, чуть не зажарились: что ни день, жара под все тридцать. Эт куда ж такое годится?
А теперь всё оживёт... Страшный у тебя, Михалыч кот: случай чего - загрызёт. Ухх, зверюга!
- Зря ты, Стёпа, на него так. Они, имей ввиду, всё понимают.
- Да я же, Михалыч...шутейно...
- Боюсь, Стёпа, что мой Гарыныч шуток вовсе не понимает. А в работе я его однажды видел: у крыс только бОшки успевали отлетать. Так что ты с выражениями всякими поосторожней, а то ненароком...
- Не-не-не-нее... Я, кисонька, только шутя, - погладив кота, ласково сказал Степан, - шуткую. Ты...как его?.. Горыныч? Ты, Горыныч, только глянь на меня: да я же – сама доброта и, к тому же, лучший друг котов и этих...собак.
- Ха-ха-хаа!
- Ты чего, Михалыч, ржёшь, как сивый мерин?
- Ничего, Стёп... Коты не больно в наших разговорах понимают. Я тоже пошутил... Но есть у них некое внутреннее чутьё...инстинкт, вроде, называется. Гарыныч мой, например, здорово чует перемены погоды. Точнее любого барометра предсказать может, но только его надо правильно понимать. Так что... А на все твои, Стёпа, оскорбительные слова моему драгоценному Гарынычу начхать да и только. Можешь успокоиться, хотя животных не надо оскорблять, потому что они твари совершенно безголосые, а потому не могут дать достойный ответ на хамство в их адрес.
- Даа?..
- Непременно так, Стёпа.
Некоторое время старики молчали, но скоро Степан, внимательно поглядев на небо, сказал:
- Я, Михалыч, и говорю: хороший дождик прошёл. Я, грешным делом, дожди люблю, но, правда не такие, какие иногда бывали на моей памяти... Потопы, стало быть, после них страсть какие случались. Такие дожди я не люблю. А ты, Михалыч, как к дождям относишься? Моя Люська, вон, не любит их: сплю говорит плохо, когда дождь идёт, а я - совсем наоборот.
- И я, Стёпа, совсем наоборот. Когда капли дождя по крыше или там по стёклам барабанят: "Тук-тук, тук-тук-тук..." – это для меня сказка, прямо. Лежу и наслаждаюсь. А думать...думать-то как легко...воспоминания всякие. Дурные дожди я, как и ты, не люблю...лишне всё это: в меру должно быть всего в природе, тогда и благодать наступает. Не часто только так получается.
С дождями-то много чего в жизни связано...историй - не пересказать. А почему с дождём не всё гладко? Да потому, что дождь в сельской местности приносит кроме благодати определённые неудобства в виде невероятного бездорожья. У нас и так на дороги до сих пор без слёз не глянешь, а уж после дождя - нарочно не придумаешь. Одно мучение для шоферов. Кошмар да и только. Словами и не передать. Даа...
- А помнишь, Михалыч, как мы в детстве под дождь в лесу попали? Мы тогда были...эээ...я, ты, Федька и...и этот, как его...а! Лёнька Ковальчук. Помнишь такого? Он один учебный год с нами в школу ходил. Пеел хорошо. Нуу? А потом мать его от бабки забрала. Лёнька-то нас и навострил шалаш в лесу из веток соорудить. Мы и давай: долго ли - романтика в заднице покою не давала.
В тот раз пошли мы в лес в шалаше посидеть, полюбоваться им и лесом, конечно, тоже. Когда шли вдоль посадки в сторону леса, откуда не возьмись налетела туча, гром загрохотал, дождь заморосил. До нашего шалаша, куда мы сходу рванули, было всего-то метров сто, но мы всё равно намокли достаточно сильно, хотя дождь по-настоящему ещё и не начался.
А уж когда мы в шалаше спрятались, пошёл настоящий ливень. Не часто такой можно наблюдать. В шалаше-то нам хорошо было, но редкие капли всё равно нас находили. Лес шумел так, что мы даже докричаться друг до друга не могли. Такой сильный,
Но скоро туча, закончив дела в лесу, пошла поливать поля и долы, а мы вылезли из шалаша и...обомлели.
Когда бежали к шалашу, ничего не видели, а оказалось, что возле шалаша пристроилась довольно большая поляна, а на ней земляника...вот такая!..крупная, как...как...красная! Она, прямо...прямо горела среди зелени. Мы идём, собираем её и в рот тут же отправляем. Трава-то до колен доходила нам, так что намокли мы по самое не хочу... Такого обилия земляники я, Михалыч, больше никогда и не видел. Ей - Богу!
- Стёп? Ты, вроде, в школе с двойки на тройку скакал?
- Ну?
- Вот те и ну! А рассказываешь, прямо, заслушаешься. Молодец! А главное, помнишь чёрт те что. Я, например, этого, как его?.. Ко...Ко...
- Ха-ха-хаа!.. Ко-ко-ко!.. Смотри, яичко не снеси, Михалыч! Говорю же - Ковальчук. Хохлы они. Мы его Хохолком и звали. Неужто не помнишь? Ну, Михалыч...
- Каюсь, Стёпа. Забыл, как будто отрезало... А вот, как под дождь энтот попали, хорошо помню. Домой-то пришёл весь мокрый да красный с головы до пят. Мать аж ахнула, увидев меня, а когда разобралась в чём дело, подзатыльников мне навешала: всю новую рубашку изукрасил - ничем не отмоешь. Попало, короче. А потом смеялись до упаду. Э-хе-хее...
- Мне кажется, Михалыч, что ливни и грозы раньше чаще происходили. После ливней-то ведь по дорогам ручьи текли...реки, прямо. Любили мы по ним да по лужам босиком скакать да коляски самодельные катать. В магазине, как я помню, игрушки не продавали, вот и делали кто что может. Две рейки да ось с подшипником да две поперечные рейки - вот тебе и коляска. На таких колясках и друг друга даже катали. Федька один раз братишку катал после ливня по воде да и уронил: чуть пацана не утопил. Но что интересно: вода была после дождей тёплая.
- Другое время было, Стёпа. Кстати, не после всех дождей, а только после ливней.
- Ну да...
- Тогда, может, ты помнишь, что всякий раз во время грозы пожары происходили.
- Конечно. Как же не помню? Сам говоришь, что память у меня - дай Бог каждому. Чего-чего, а уж пожаров хватало. Помню, дом у Митьки Левого сгорел. Среди ночи отец с матерью всполошились, бросились к окнам, а они, прямо, красным светом пылали. Отец глянул в окно и говорит, что, мол, кто-то горит, и бегом на улицу помогать пожар тушить. Оказалось, что горел Митькин дом, Страшно было. Мы с братишкой тряслись, как в лихорадке.
Утром пошли посмотреть, а там только печка и осталась целой: всё остальное в пепел превратилось... Хороший мужик был Митька. На войне руку потерял...правую. А мы...мы, глупые, почему-то звали его Митька Левый. Вот...дурачьё... Эх-хе...
- Кстати, тогда ведь, Стёпа, ещё и свинарник сгорел...ну...в ту ночь. Говорили, что ни одну свинью не смогли спасти: все сгорели...
Ох и боялись мы грозы. Чуть что, и враз по домам. Окна занавесим и на печь. Страшно. Родители-то, ясно дело, все на работе, а мы одни, как напуганные зверьки, готовы были куда угодно спрятаться, лишь бы не видеть, как сверкает молния, как гром громыхает. Вот так-то...
- Знаешь, Михалыч, я ненароком одну эдакую историю вспомнил. У отца в друзьях был Петька Корсак - они с отцом шоферили. Отцу дали задание отвезти свиней на мясокомбинат, а у него машина поломалась. Отремонтировать её до обеда у отца не получилось, а свиней везти надо. Вот Петька-то и повёз их вместо отца.
До обеда погода, вроде, нормальная была, а вот после обеда стала она определённо портиться. Тучи полезли одна за одной да темнее одна другой. До райцентра, известно, восемнадцать километров, а дорога грунтовая. Не дай Бог грязь - погибель. Была бы она ещё без выкрутасов, а так...
Даа... Два оврага дорогу пересекали. Они и сейчас есть - куда им деться. Один-то овраг пустяшный - это который рядом почти с райцентром, - а вот второой, тот который устроился посреди пути, не больно широкий, но глубокиий, зараза. Что зимой, что летом, он, окаянный, только неудобства приносил. На дне оврага: речушка в шаг шириной да мостик деревянный узенький, того и гляди, машина под мост загремит. В сухую-то погоду по нему ещё ездить можно, а после дождя - караул.
Пока Петька грузился да на своём "Газоне" пилил, начался дождь. Сначала так себе, а чем дальше, тем сильнее. Петька рассчитывал проскочить овраг, пока дорога совсем не раскисла, но ошибся в расчётах. Это он сразу понял, как только спустился в овраг.
Проехал Петька мостик, перекрестился и на третьей скорости пошёл на штурм вовсе непростого подъёма, но как он не старался, машина только буксовала и никак не могла одолеть дорогу к вершине оврага. Третья попытка одолеть подъём почти удалась, но чуть-чуть чего-то не хватило. На секундочку Петька растерялся, и...машина пошла назад, в овраг, набирая скорость, и стала неуправляемой.
Потом машину развернуло, и она перевернулась. Свиньи, как горох, посыпались из кузова на дорогу. Машина тем временем кувыркалась, кувыркалась да и под мостом нашла своё место.
Петька-то не дурак: вовремя выскочил из машины. Приземлился он на дородного хряка, который лежал, утопая в грязи по самые уши, и совершенно не двигался.
Петька первым делом внимательно осмотрелся, оценивая обстановку и прикидывая последствия случившегося. Выпавшие из кузова свиньи лежали в дорожной хляби аккурат в двух-трёх метрах друг от друга.
В тот злосчастный для Петьки день в колхоз наведалось райкомовское начальство: уполномоченный и, как обычно, лектор в придачу. Возвращаясь назад в район они тоже попали под дождь. Их это обстоятельство мало беспокоило, потому что ехали они на "Уазике", а он как-никак - вездеход. Спустились райкомские в овраг, проехали мостик и видят сквозь ливень картину Репина "Приплыли".
Ехать дальше нельзя, потому что на дороге в грязи лежит свинья, а дальше - ещё и ещё...
Увидев райкомовский "УАЗ", Петька Корсак ахнул и не на шутку испугался:"Чёрт вас припёр, крыс райкомских, мне на радость, заразы, - прошептал он, - увидят, что произошло - труба мне будет".
Надо было как-то освобождать дорогу. Петька стал спихивать хряка на обочину. Тяжеленный кабанчик попался. Петька, приложив не мало усилий, всё же сумел его убрать с дороги. То же самое следовало проделать и с остальными свиньями.
Чтобы райкомовские его не увидели, Петьке пришлось передвигаться по грязи ползком. Чуть не плача, Петька дополз до следующей хавроньи, а та лежит себе в жиже и только похрюкивает.
"Слава Богу, жива", - прошептал Петька и, помогая свинье пинками, согнал её с дороги. Когда Петька "очистил" дорогу от свиней, у него появилась слабая надежда, что всё может ещё обойтись. Райкомовские даже и нос не высунули из машины. Пару раз бибикнули, к радости Петьки, они укатили, разбрызгивая во все стороны грязь, смешанную с водой.
"Вот и ладушки", - уже не придерживая голос, сказал Петька. Машину в тот же день по-шустрому вытащили из под моста, а свиней на следующий день мой отец отвёз на мясокомбинат. роль сыграли нарОщенные бортА, так как приняли на себя основную нагрузку при кувырках. Вот такой дурдом случился однажды из-за окаянного ливня,
чёрт бы его побрал...
Тихо, Михалыч...Вроде, телефон звонит.
Недовольно ворча, Степан вытащил из кармана штанов телефон.
- Понаделали всякой ерунды: никуда не спрячешься. Ну? Чего звонишь-то? Чегоо!.. Никуда не пропал! Иду! – и добавил, - чтоб тебе. Поговорить по-нормальному не дадут. Ладно, Михалыч, ещё увидимся.
- Что, Стёп?..соскучилась по тебе твоя старушка!? Ха-ха-хаа!
- В магазин собралась, пока дождик кончился, а внучкА не с кем оставить... Ладно, пойду я, Михалыч, с внучком общаться.
- Разговаривает он у вас?
- Вроде, потихоньку язык развязывает. Не всё, конечно, но кое что понять можно. Обсмеёшься, прям, - сказал Степан и, махнув рукой, направился в сторону своего дома.