Степан Барашкин сидел ранним утром на крылечке и покуривал, блаженно улыбаясь. Ярко светило солнце. Тишина была необыкновенная, если не считать щёлканье соловья в расположенном сразу за домом садике, в котором и было-то всего пяток яблонь да столько же вишен, да чуть побольше кустов смородины.
Степан любил вот так утром посидеть на крылечке, покурить, послушать соловья, а заодно и поразмышлять. Вспоминая молодые годы, он непременно сравнивал их с годами нынешними, которые, понятное дело, выпали на его старость.
Противоречий насчитывалось много, хотя он старался каким-то образом сгладить разницу между молодыми годами и годами нынешними. Получалось, к сожалению, не очень убедительно. Степан нервничал и укорял себя за несообразительность и другие, как ему казалось, недостатки.
Докуривая сигарету, Степан обратил внимание на быстро приближающуюся к нему внучку давнишнего друга Семёна Кобылкина. Степан насторожился. Поговаривали, что Семён последнее время совсем не встаёт с постели. Болезнь скрутила его пару лет назад - и вот...
- Здравствуйте, дядь Степан, - сказала, подходя к крылечку, Вера. Так звали внучку Семёна.
- Здравствуй, Верочка. Чем могу служить?
- Дядь Степан, меня дедушка послал к тебе. Он очень хочет тебя видеть. "Позовите, - говорит, - ко мне Стёпушку, друга моего сердешного. Не хочу, - говорит, - умереть не увидев его". Вот я и пришла. Пожалуйста, дядь Степан, - глядя грустными глазами на Степана, сказала Вера.
- Понял, Верочка, понял. Сейчас же оденусь и приду... Ах ты, Боже мой... Грехи наши тяжкие. Ты иди, Вера, и скажи, что я скоро.
Примерно через полчаса Степан в "полной боевой", как он любил выражаться, вышел из дома.
Степан жил от Семёна минутах в пяти неспешного пешего хода, так что совсем скоро он уже поднимался на крыльцо дома, в котором жил его друг. Степан, едва открыв дверь в прихожую-кухню, сразу же ощутил запах присущий, как правило, тем домам, в которых старики ожидали своего последнего часа.
Сказав: "Доброго всем здоровья", - он сразу направился к двери ведущей в комнату, в которой проводил долгие дни и ночи его самый лучший друг Семён, которого Степан довольно часто навещал последнее время. Открыв дверь, он осторожно шагнул через порог.
- Здравствуй, Сёма, - сказал еле слышно Степан. Затем, подойдя поближе к кровати, в которой лежал изменившийся до неузнаваемости Семён, повторил чуть громче, - Здравствуй, Сёмушка. Ты позвал меня, я и пришёл.
Семён медленно повернул голову и устремил на Степана полный лихорадочного блеска взгляд. Когда-то ярко-голубые глаза, которыми не без основания гордился Семён, по которым с ума сходили девчонки, совершенно поблёкли, а вокруг них образовались не самого приятного вида розовые круги.
- Как ты, Сёмушка? - спросил Степан.
- Хуже не бывает, - прошептал Семён. - Как я рад тебя, Стёпушка, видеть... Совсем я дошёл... Спасибо, тебе, друг мой ненаглядный. А я... лежу, как бревно: ни рукой, ни ногой шевельнуть не могу.
Степан только вздохнул. В это время в комнату вошла Вера. В руках у неё была рюмка с каким-то лекарством и бокал с водой. Подойдя к кровати, она сказала:
- Деда, пора лекарство выпить.
Семён вздохнул и, кивнув головой, прошептал:
- Давай, чего уж.
Вера слегка приподняла голову дедушки и влила ему в открытый рот содержимое рюмки, а затем дала выпить воды.
- Вот уж дрянь так дрянь, - просипел Семён. - Из чего её только делают... Верочка, внучка моя ненаглядная, - ласково сказал Семён, - слушай задание, которое ты должна исполнить в точности: принеси сюда бутылку водки, рюмочку и чего-нибудь закусить. Поняла?
- Поняла, - ответила Вера, с удивлением глядя на деда.
- Верочка, - добавил Семён, ты не беспокойся... Это не мне, а другу моему.
Ещё раз внимательно поглядев на деда, Вера вышла из комнаты, но скоро вернулась с подносом, на котором стояла бутылка водки, рюмка, салат в тарелочке и в тарелочке же, но другой - нарезанные: солёный огурчик, сало, колбаса и хлеб.
Вера поставила поднос на столик, стоявший рядом с кроватью Семёна.
- Спасибо, милая, - прошептал Семён, - мы тут со Степаном малость побалакаем.
Когда старики остались одни, на некоторое время наступила тишина.
- Такие вот, Стёпа, дела, - слегка окрепшим голосом наконец сказал Семён. - Кто разве мог такое представить, а?.. Давай, Стёпушка, так: наливай рюмашку, - и, увидев недоумение со стороны Степана, добавил, - и не возражай. Наливай.
Степан вздохнул и наполнил рюмку.
- А теперь, Стёпа, опусти в водку палец и намажь мне губы. Только не возражай... Делай, как говорю.
Степан, явно смущаясь, опустил указательный палец в рюмку с водкой и, наклонившись к Семёну, намазал а тому губы. Семён облизал губы и, покачав головой, произнёс:
- Вот это - вещь... Не то, что какие-то лекарства... Выпей, Стёпа, и ты. Не стесняйся, закусывай.
Степан так и сделал: и выпил и закусил.
- Между первой и второй, Стёп, сам знаешь, - подал голос Семён. - Давай, повторим.
Повторили. Степан, то и дело поглядывавший на дверь, закусывал, когда услышал:
- Стёп, смотри... Стёп, у меня руки ожили. Видишь? Кому скажи, не поверит. Ай, да лекарство.
Степану показалось, что Семён даже засмеялся, правда, еле слышно.
- Стёп, - снова заговорил Семён, - ты случайно не помнишь, как мы с тобой водки нахлебались? Было это в нашей жизни впервые... Ну и как, помнишь?
- А то. Как забудешь такое. Причина была уж очень серьёзная.
- Серьёзней не бывает... Стёп, налей в рюмочку на палец: гулять так гулять, но сначала помоги мне принять положение, вроде как, полусидя. Хочу на мир с другого ракурса глянуть.
Устроив Семёна, как тот просил, Степан налил в рюмку водки на палец и, оглянувшись на дверь, подал рюмку Семёну.
- И кусочек огурчика, - попросил Семён.
- Да-да-да, держи.
Слегка подрагивающей рукой Семён поднёс рюмку к губам и выпил содержимое рюмки без остатка. Пару минут он сидел с закрытыми глазами, а затем взял кусочек огурчика из рук Степана и положил его в рот. На лице Семёна изобразилось что-то похожее на удовольствие. Степан тоже выпил и закусил.
- Вот ведь вещь, Стёп, а?.. Мы с тобой, Стёпушка с детства, считай, были замечательными друзьями. Не у всех родных братьев такое бывает. Я-то хиловатый был, а ты, Стёпа, всегда представлял из себя эдакого былинного героя. От многих передряг ты меня оградил. Тот, кто знал, что мы с тобой друзья, и пальцем не посмел бы меня тронуть. Даа...
Даже когда нынешняя моя встала меж нами, мы с тобой не ополчились друг на друга, а всем сердцем приняли случившееся обстоятельство. Нину-то мы оба любили без памяти... Ай-я-яй... Помнишь, как мы решили? Тот, кого выберет Нина, тот и будет её кавалером. Так получилось, что она выбрала меня. Я знал, как тяжело тебе было, но дружба наша не порушилась.Мы, двое безумно влюблённых, взяли бутылку водки да пару конфет и устроились под яблоней...
Нина меня, конечно, потом за это корила, но всё, слава Богу, смогла понять. Такое было наше боевое крещение. После этого случая я больше года не мог смотреть на водку... Давай-ка, Стёп, подвинь меня ещё чуть-чуть к стеночке. Я думаю, что могу уже сидеть. Руки, видишь? Прямо, хоть на балалайке играй. А ноги? Хоть щас в пляс.
Степан помог Семёну поудобнее сесть в постели.
- Давай, Стёпа, - сказал после некоторой паузы довольно бодрым голосом Семён, - повторим, как давеча: на палец.
Степан только покачал головой и, озираясь на дверь, налил в рюмку столько, сколько было заказано. Семён уже слегка окрепшей рукой взял у Степана рюмку и, не моргнув глазом, отправил её содержимое в рот. Закусил он опять огурчиком. Степан, оглянувшись на дверь, наполнил рюмку и тоже выпил. На какое-то время в комнате воцарилась тишина.
- Я, Стёп, больше всё...пас, - сказал дрогнувшим голосом Семён.
- Сема, тебе случайно не плохо? - спросил Степан, заметив изменения в настроении друга.
- Нет-нет, Стёп...нет. Всё нормально... Сегодня, Стёпушка, мой последний день.
- Сём, да ты что?
- То, Стёпушка, то...Сегодня во мне мобилизовалась жизненная сила. Такое бывает в последний день жизни... Вот так.
- Сёмушка, ты это...того...выбрось такие мысли из головы.
- Это, Стёпушка, не мысли, а действительность, как говорят в Одессе. Поэтому я тебя и позвал. Не забывай меня, друг мой сердешный.
У Семёна на глазах выступили слёзы. Он вытер их дрожащей рукой и попробовал улыбнуться.
- Прости меня, Стёпушка, за минутную слабость. Не хочется уходить, а деться некуда. Там, он показал глазами вверх, всё готово к моему приёму... Помоги мне, Стёпушка, лечь. Давай, если что-то меж нами было не так, простим друг друга...
Степан помог Семёну удобно устроиться в постели.
- А теперь, Стёпушка, иди... Прощай, мой друг...
Утром следующего дня Степан узнал, что Семёна Кобылкина не стало.