несется вскачь опубликованная ересь,
потешаясь над южными градусами смелости.
жизнь подобна жилам жала, подобна
жвачке жвал хребетных.
так ликуют добродетели, так восстает
дым из гадов несомых. лестница еле
пляшет, вздымается, как Константин,
как ересиарх.
что-то зыблется под глазами,
под веками дёру, под дынными
гусеницами отмежевания.
роется что-либо в скакалке,
приближается, подобно куску
маневренного снега,
изгибаясь мавзолеем икроножных
мечтаний. скакалка,
однако, приятельствует относительно
плоскости,
погибает сквозь мероприятия,
отличаясь от селезенок дельфинария.
так проходят вильнюсы нагорий,
так пресекается семечка стального
разумения. роется всяческая пакость
в драмах керосина, в драмах
керосина.
почва гибнет под нашим веером,
под столовыми ведрами голытьбы.
стиль мечет искры крена,
сапожничает, разбавляется резиною
мостовых. расстегнуты спазмы
родителей, прадедов всемощных
под кобылами вознесения.
кротко изгибаются молодожены
падишаха, развиваясь длинными косами
раствора.
сказка пресно волочит свои масти,
ростом визжит глубочайшим,
как скипетр, как скалка медитации.
мощь гребет вилы мошны,
китель крадет волны вала,
кроны кудрей.
иссиня вялый превозмогает
маститость леденцов,
членораздельность атомных
киосков презумпции.