Мы
растворились оба
в бокале красного вина,
затем и
во втором,
потом и в третьем. И
вот уже я пьян
немного,
ты совсем уже пьяна.
Я закурил. Дым сигарет
щипает ласково глаза твои и,
кажется,
все этот дым заполонил...
Или туман...
Наверняка, и я уж пьян
совсем, не вижу
света,
пола, стен.
Я все же пьян, а ты уже
раздета и
накрыта
белой простынею, будто
лунный свет тебя и
с ног до головы накрыл, и
крепко обнял,
и
прошел
насквозь, а
я так безнадежно
пытаюсь сжать его
в своих руках, так грубо
прикасаясь к твоей коже,
и
это
будоражит
нас
до дрожи,
до маленьких назойливых
мурашек,
которым больше нет числа,
как и у тех часов,
что вон там на гвозде
повисли, стрелок
больше не найти.
А лунный
Свет все не уходит, но
он и не дается просто
мне,
приходится ловить его зубами,
кусая
твои губы,
вот и шея,
Я добрался до груди,
и
вот
спускаюсь плавно
еще ниже, ты
дышишь чаще, я
все слышу, чувствую, как
бьется твое сердце...
Внезапно
замерло на миг
все -
и дыханье и
биенье. Разом замер
целый мир! На этот миг
для
нас с тобой ничто
совсем не
существует
и
не волнует
ничего.
Но
вот оно! Я
понял вдруг, что ты...
Что ты и есть тот самый свет!
Вся полностью и
без остатка. Я
держу его в руках, держу, а
ты вся, будто вьешься,
хочешь, чтобы целиком тебя забрал,
и я беру.
Беру так,
словно, что-то уризонил, подчинил
себе
природу, так,
словно,
первобытный человек
добыл огонь,
который
больше не погаснет. Не
знаю я,
что может быть
прекрасней, не
знаю я,
где будет горячей, чем
здесь
с тобой и мной в одной
кровати.
Прошел
тот миг, длиною в
бесконечность...
Смотри, уже
опять пошли часы
вперед,
быстрее приближая нас
к рассвету.
С тех пор мы
оба на одном и том же
месте.
Тик-так...
Я снова перешел к твоим
губам, сжимая твою руку -
ту и
эту,
боясь куда-то упустить тебя, но
ты уже моя.
Сейчас, сегодня,
навсегда теперь моя!
Луна зашла за облака, и
ты потухла, это
ненадолго,
дадим перевести ей дух, ее
сияние наполнит тебя
снова, ты
знаешь, что
по-прежнему хочу!
Тогда поищем его
снова вместе, но
лишь минутой
позже, а
я пока, пожалуй,
покурю.