В паутине всех идей жизнь ломало раздвоенье - от болезненного мненья о породе нелюдей. От бессилья мысль моя извивалась, как змея. Скользко ползала сомненьем, мне навязывала мненье, что живу свой бабий век, но чуть-чуть не человек.
Чувство с телом было в драке: вроде я, а нюх собаки, чую страх голодной львицы, холод тела мёртвой птицы, что смогла лишить покоя - и во мне нас стало двое.
Мне добавлено до крови.
Мне б телёнком при корове, мне б лизать своих котят, мне б сестрёнкою щенят нежно мять живот у суки. Мне бы лапки, а не руки, мне бы преданности взгляд.
Боль потерь течёт по крови, как в прирезанной корове. Маюсь жалостью, спеша защитить их от ножа. Я зелёней всех зелёных, всех, жаленьем опалённых. Я спешу прикрыть рукою взгляд с последнею мольбою чёрной кошки на снегу.
Вою так, как не могу.
Я - приют для беспризорных от жестокости позорной, чтоб дарить тепло и свет. Но - по горло, места нет. Мне б в подмогу божьей власти слабых защитить в ненастье.
В генах муть нечеловечья.
В непонятных всем наречьях за мяуканьем и лаем слышу, бьётся мысль простая: мы - не виды, мы - не роды, мы одной с тобой породы.
Что-то время плохо лечит.
Не мои - а их увечья долго душу теребят. Как утопленных котят, время и меня иссушит, переселит мою душу в их обличье. В мягкой шёрстке, попрошу подачки горстку.
Кто-то бросит добрый взгляд мне - сестрёнке всех щенят.