Дом, в котором мы умираем

Янис Мариартис
"Хочу с тобой жить
В большом доме
И к нам будут приходить друзья»
Катя

для тебя

И где-то там, где-то далеко, в закрытых и скрытых заповедниках скисших снов, ещё дальше, выше, пронзительно выше и больше, натягивай все веревки, огоньки пляшут на нервах, стучит ток в висках, визг, шепот, тишина — вздох молнии. Остынуть. Твой дом. Твои пределы. Твои разрушенные стены. Ничего нет. За окном — окно. За окном — окно. За окном — окно! Продолжение бесконечно. Сидишь. Здесь. За? Сидишь ты и смотришь на занавески. И на пыль. И на пчелу, преодолевающую полоску света. Задыхается. Задыхается. Задыхается. Задыхается. А за пчелой — лето. А внутри лета — деревья и трава. А внутри травы — жучки. А внутри жучков уже что-то такое о чём лучше не знать и не думать. И не думать дальше. Дальше. По линии, ведущей куда-то в бок. Как игла в ногу. Как лед на виски. Как лето. В дом. Гуще. Густота пауз. А там?

А мы и не думаем. Надо было думать. Ушли от мысли. От источника мысли. Потому что мы — живот, сердце, душа, руки и голос. Плачет тело. Тело бьется в горсти. Ветер, задержи дыхание. Что выше? А внутри голоса — волнение. А волнение приходит быстро и уже не уходит. Сердце дышит этими губами. Она в них целует. Ты — Катя. Ты — Дом. В большом, вместительном, растущим как облако — раздувается парус. Море принимает ткань. Целует изгибы. Плавно. Рыбы распуганы. Притихли. А дальше?

Сердечное волнение — ты сказала и куда-то ушла. Уплыла вместе с голосом. Буквы уплыли. Я не знаю смысл букв. Это точки, знаки? Они плывут. Они сочетаются. Смеются. Маленькие булавки. Куда ты ушла? Возможно — в сад. Легла между цветами и вдыхаешь - открытость розы, многословие мака, молчание лилии. Из запахов вырывается огонь. Вырывается танцем. Врывается в дом. Поджигает дом. И он сгорает. А потом вырастает новый. А потом?

А потом ты слишком долго верила любви, морю, облакам, стихам и книгам. Верила мне. Бумаге. Сгорающей быстрее всего и всех. А дым? Вечен. Около тебя. Как тень. Неподвижен. Стена дыма. Только сквозь. Так и иди. Тебе надо. Тебе нужно.
В Дом.
Сгореть в нем и заново построить.
Из песка, из голоса, из буквы, из стука сердца, из закрывающихся и открывающихся глаз, из дрожания пальцев. Из тишины зеленого покрова. Выткать. Нить вытянуть, нить вести.
А дальше?

Дальше бумага ломается.
Когда дом горит.
Когда дом горит.
Когда ты горишь.
Когда дом горит внутри твоего огня, сгорающего дома.

Так и выплавляется.

Там на веранде сидели муравьи. Теперь птицы. Теперь кирпич крошится.
Вот слезы. Но ты не плачешь. Этого уже не будет. Лифт поднимается на облака.
Облака горят. Ты горишь.
На веранде. Странное убийство.
Всё стирается.
Так и выплавляется.

Ты никогда этого не понимала. Но ни один жук из нашего дома никогда не ждал тебя к себе. Они считают тебя немного наивной девушкой. Там под покровом дома льется сияние. Божественное ты говоришь и куда-то уходишь.
Я не боюсь. Слово всё равно вернет.
И возвращает.

А дальше?

Сколько на них ни смотри, на глаза и окна дома, он всё равно молчит. Где-то там, где-то за и против — есть подвал. Там ты разводила в аквариуме золотистых голубых кровей рыбок. Они живут там до сих пор. Хоть и подвал давно превратился в один огромный, наш внутренний аквариум. Аквариум разбивается.
Так и выплавляется.

А ещё. А — ещё. Да, а ещё надо обязательно написать и сказать. А ещё. Поэтому — а ещё. Ты умела чинить самую сложную и непонятную обувь. В каких-то странных тапочках ходил лениво богомол, кузнечик отплясывал твист на каблуках, а наглые муравьи напяливали на лапки привычные и тонкие бахилы.

Море было. Море было. Было и не было одновременно. Море было порезом. Оно треснуло и пошло по швам. Разошлось. Это — улыбка сказал ребенок и ушел обратно в чрево матери. А море, а внутри. А внутри. Внутри роились моряки и стучались головой о дно. Ответить. А штиль. Штиль стоял голубого цвета. На дне застряли королевские пиявки. Самый последний кашалот улегся спать. Ты была спокойна и тиха. А пыль ложилась ровно. Рисунок оставался прежним.

10 ноября, 2018.