Перед мольбертом вспахана нива.
Прищурены веки, вздёрнута бровь.
И для того, чтоб всё было счастливо,
В каждом мазке надо сеять любовь.
Я покрываю пашню штрихами
И выравниваю борозды плуга.
Я в твою душу сею стихами
И согреваю нежностью юга.
Я пишу на твоём полотне.
Его мысленно разделяю на полосы.
Сразу весь план представляется мне
И первыми появляются волосы.
Этих черт нет в прелестях портрета,
Но очень хочется их воплотить.
Найти способ, и ломая запреты,
Чтоб благоухание их ощутить.
Нет проблем показать их волнистость.
Без труда рисовать их объём.
Моих губ океанская пристань
И я снова купаюсь в нём.
Волосинок лучистые брызги.
И бессмысленно это скрывать:
Счастье слов кистепёрые визги,
Как благоухание их рисовать?
Капли цвета сливаются с белым.
Где-то там исчезающе зыбко.
Очень уверенно, но и несмело,
По чуть-чуть прорисовывается улыбка.
Где-то вдали, за пеленою,
Слоями выстроившись в ряд,
Плавно всплывает передо мною
Твой сразу пленяющий взгляд.
Смело пронзая туманный покров,
Наяву появляются как образа,
Всё понимающие без слов,
Все мысли читающие глаза.
Не переставая думать о главном,
Освобождаясь от лишних оков,
Всё самое лучшее в православном
Слегка выделяется из облаков.
Так где же я тебя вычитал?
Ощущения кажутся хрупки.
Узнаю твоё милое личико
И без слов говорящие губки.
Пытаясь достичь рисования звуков,
Моих возможностей мало. Мне тесно.
На холст устремляются ножки и руки.
И эти движения должны быть песней.
Пытаюсь постичь рисование пламени,
Чтобы в каждой линии поэзия пела,
Чтобы поднять над землёю, на знамени
Всё божество совершенного тела.
Художники немало рисовали граций.
И лебедей, лошадок, ланей, рыб…
И станет полотно волнистым от вибраций,
От волшебства: фигур идеальный изгиб.
О любимой рисую повесть.
Как бы ни была она хороша,
Девственно лучезарная совесть
Из волокон встаёт неспеша.
Я стал свидетелем представления,
Контуры чистого листа.
Твоё чудесное появление
Из грубой материи холста.
Глупую сделать ошибку рискую,
И напугать этим строгую свиту.
На берег сквозь пену морскую
Величаво идёт Афродита.
Ты вся перетекла из дымки на смотрины.
Под шорох падающих листьев.
Художники, а, также, балерины,
Все чувства могут передать кистью.
Ты трепетная, изумительная, искренняя.
Божественная дева нагишом.
Чтоб выразить тебя, слова выискиваю
Под ручкой или карандашом.
Я тебя одеваю чувственными эпитетами.
И они вокруг в вальсе кружат.
Дирижерскою палочкою над пюпитрами
Без остатка всё посвящаю музе.
Выбираю только самое лучшее.
Лишь воздушное, в блеске и глянце.
А Вселенная плавно раскручивается
И слышна музыка сингла в танце.
Тщетно стараюсь дышать осторожно,
Робко ищу нужные кнопки на пульте.
Я был неопытным как художник
И аматором числился как скульптор.
И слогами высокого стиля,
Укрываясь волшебными снами,
В поддавки после редкого штиля
Твоей нежности отражаю цунами.
В стихах мы говорим о возвышенном.
Кисти плавно двигаются по коже.
Не отойти от мыслей о возвышенностях,
Да, и об низменностях тоже.
На десерт оставляю в томленьи.
На палитру я все беру краски.
Для оклада и в обрамленье
Прорисовываю радугу ласки.
Ты увидишь в готовой картине
Безопасный до крайности шквал.
Бесконечно на берег хлынет
Твой архата девятый вал.
Нельзя отделаться от наваждения,
От небытия и до высоты.
Ты на церемонии награждения
Всемирного конкурса красоты.
Для тебя приготовлена сцена.
Софиты струятся как болиды.
Гордо выходит из пены
Воплощение Киприды.
Все поверхности я полирую.
И хотелось бы это сказать:
Я пытаюсь Венеру Вторую
Во всём великолепии показать.
Произнесу, что я в себе ношу:
Всё для того, чтоб ты была рада.
Я для того тебя превозношу,
Чтоб быть всегда с тобою рядом.
Войди в равновесие над призмами.
Звёзд преломление вкушай.
Кроме того, в этом яркими брызгами
В виде тонких пластов залегает душа.
Важность почти невидимых паутинок.
Хрупкость хрустальной вазы с цветами.
Искренность недорисованных картинок.
Вы навсегда оставайтесь с нами.