Сидит в курятнике петух один,
Гоняет мух направо и налево,
Потёртый клюв и голова вспотела,
Сидит, осунувшись без дела,
Ни петь не может, ни сипеть,
И жизнь осточертела.
Когда то были времена!
Раскатисто я пел и важно,
Все курицы взлетали с бодуна,
И помоложе, и те, что на яйцах со стажем.
Смотрели мне в глаза обескуражено.
Задумался петух, Молчит.
Сидит, обиделся, сипит своеобразно,
Пытаясь выдавить из глотки звук,
Клокочит и ворчит.