И влюбившись в меня, на осине б... пацанёнком висел, безнадёжно красивым
Мы в чужую забрались шаланду
Надвигался малиновый вечер,
А в нём третья урочная встреча...
Лет пятнадцать назад... Потом десять?
Что?.. Опять напророчено Бесом?..
Неужели опять с ним случится?..
Бьётся сердце в ней раненой птицей...
...Боже мой!.. Взгляд наполнен сарказмом!
Понимаешь, по пятку и сразу
Я отрежу твой фотопортрет…
Там, в отрезанном, было… и нет
На сегодня ни капельки правды...
Я ругаюсь!.. А ты, поди, рада,
Потому что боялась молчания!..
Ну, а в ругани скрыто отчаяние!..
Мы с тобой никогда не кончали
Ненавидеть друг друга по жизни!..
Но, напившись, по центру кружили,
Постепенно спускаясь к окраинам…
Ты как чайка, бакланами раненая,
Мне старалась забраться под крылья…
Нас грозою однажды накрыло,
Когда вышли за город на поле…
Мы промокли до нитки!.. И голые
Назло тучам купались в затоне…
Мы в чужую забрались шаланду,
От внезапной симпатии шалые
Вскрыли кубрик…
Не помнил, что дальше… Только утром
Стопою сначала
Подняла моей жизни начало
И сказала: - С тобой я кончала
Так, как будто тебя ненавижу!..
И хочу всё, что можно, но… выжать
Из тебя!.. Чтоб спустив, обессилил,
И влюбившись в меня, на осине б...
Пацанёнком висел, безнадёжно красивым,
Как казался в цветов одеянии синем,
Когда в классе десятом снасильничал что ли,
То ли я овладела тобой... И в истоме
На июльском газоне в клумбе астр и настурций
Мы заснули... Месяц острый и куцый
Растревожил мне вежды, чтоб увидела прежде:
Уходя, мне сложил рядом стопку одежды...
И, потупив глаза, шёл... как будто бы... мимо..
Полуголой девчонки... не тобою... любимой...
Я тихонько шептала, что и ты: – Разлюбимый!..
...Закружили над полем осенние вихри...
Сжалось тело нагое, колосьями выхлестанное...
И теряя последние силы,
Глаз моих фиолетовых сливы
Опадали в постылую слякоть…
И светились зрачками, и плакали!..
Хрустальную с неё я туфлю снял
Песок, море, белые одежды…
Не поднимая глаз, сквозь вежды
Вижу ниже талии… Их двое…
Она на цыпочках… целует… стоя…
Я вспоминаю… Они, наверное…
Не видел лиц… В инсайт поверил…
И позавидовал… Гамак…
Мы утром выкурили мак...
Соломку...
Кружилась голова...
Слипались веки сонно...
Их... два...
Её он стиснул пальцы…
Знак?
Без экзальтации…
Куда деваться?
Я не хочу их видеть лица!..
Стопу её узнал!..
Был бал!.. У входа в Тронный зал…
Хрустальную с неё я туфлю снял…
Она растаяла в зеркалье сизом…
Я… силился догнать!.. И злился!..
Разбить и истолочь хрусталь?..
А мысли?..
Чудак, юродивый раб Бога!..
Нарисовав, не отпускал…
Пришёл к нам Ники…
Присели, вникли…
Племянник Ники, зубоскал…
Её привёл он… Рисовать…
А дядька лучшее в ней выбрал,
Ах!.. Старый грызли!..
Подкрасил суриком
Соски и губы…
Старый урка
Колготки по бедру обрезал-
Он жаден был почище Креза!..
Не стал сбривать ей чернобурку,
Втыкался и щекой ласкался…
Из пацанов так только Васька
Умел, загнув салазки…
Прирезан он, любитель сказок!..
…Грустила… К дядьке свёл пацан…
А тот три дня не выпускал…
Тряпьём драпировал кровать,
Печь натопил, чтоб в обнажении
Ей было радостно… И сам
То порисует, то уважит!..
Как быть?.. Она всех нам же
Уж год, как женщина!..
…Хоть дядька немощен,
Она нашла, какая вещь
В нём оказалась главная!..
…Пришли за ней: - Молчи, Аглая!..
Его зажали на постели -
Ладонью рот!.. На руки сели!..
Аглаю вынесли нагою,
И сфоткались все три героя,
Проверив, всё ли в ней на месте!..
…Аглая, бестия!
Она смолчала…
Про зачатие…
Сама способствуя художнику!..
Всё обнаружилось чуть позже!..
Снесли к нему её в берлогу…
Чудак, юродивый раб Бога!..
…Лежал, ждал, грустный и поникший,
Он помнил, как привёл нас Ники,
Как рот зажали и глаза…
Не верил, что вернём назад…
…По комнате блуждали тени,
Он снял колготки ей с коленей,
И рисовал отдельно ноги,
Меняя ракурс, нежно трогая…