я сминала ворот твоей футболки и молилась беззвучно в твоё плечо — если кто-то спросил бы меня, то вряд ли б я сказала кому молюсь и о чём. у тебя глаза зеленее лета у подъезда в марьино в пять утра — если кто-то спросил бы меня оттенок, я б запела сарказмами из нутра, рассказала о хлопковых синих платьях, о сатурне, рисуночках на полях и о том, как хотелось уснуть на парте, видя сны о крушениях корабля.
у меня тебя не было никогда — ничего не сменилось, как ты пришёл. все слова — вода, они тушат факт, как ты мне изумительно подошёл. никаких обид, только честный бой и чернобыльник, спрятанный мне за ухо. я продолжу игру как с любым другим, и вселенная шепчет: мне хватит духу. ты открытая книга на незнакомом и забытом предками языке. твоя правда вцепилась мне в горло комом, проросла сорняками в любой строке.
пусть пролиты остатки святого крова и запачкана рукопись герды с каем, ты останешься третьим после второго, ты останешься тёплым и ярким маем. но меня хватает за плечи лето, тащит ближе к огню и родному дому — я, конечно, отправлюсь за этим светом, возродившись с усталым и тихим стоном; ты, конечно, останешься где-то там — полусладким белым, десятой веткой. ты исчезнешь пылью до декабря,
но в котором я уже
не приеду.