* * *
Всё то, что поразило нас вначале –
поляна, на зеленом одеяле,
на травяном, вкрапления цветов,
чуть золотистых в солнечном сиянье,
и бахрома кустов, ее слиянье
с рядами сосен, и еще покров
тенистый, что был весь листвою вышит,
где Мандельштаму пахло лавровишней,
где воздух словно выпуклым стеклом
накрыл весь антураж, чтоб неподвижным
для нас запечатлеть, а то, что лишним
ему казалось, он увел за склон
и там размыл в неясных очертаньях,
и небо, небо! – все его старанья
быть выше и лазурней, чем всегда...
Но это только первый миг, начало,
что поразить могло и поражало,
а после стало словом – красота.