Котлы, жаровни и костры,
и клочья вечной тьмы – углами.
И когти у чертей остры,
и жгуч
священный адский пламень.
Священный –
ибо высший суд,
решивший твёрдо и однажды,
братоубийцев и иуд
обрек на огнь и муки жажды.
И прочих – несть числа имён,
грешных, кто более, кто – мене…
Суров и справедлив закон
для не постигнувших знамений.
Но что за тень скользит в дыму –
безмолвна и почти бесплотна?
В руках – сосуд с водой.
Кому
глоток воды?
Через икоту
посмертную,
сквозь угли уст,
глоток студёный –
в пекло глотки…
И никогда кувшин не пуст.
И всюду сострадалец кроткий.
И в запредельный миг души,
когда она почти что пепел,
он к ней
с глотком воды спешит…
Обличье – тёмно.
Взор же – светел.
Лишь миг – и далее,
к другой
душе, а этой снова – мука…
Но кто же он? Садист? Святой?
По воле неба? Или –
жутко
подумать –
с высшим судиёй
он непреклонно не согласен?
С неиссякаемой водой
он даже здесь
почти опасен.
И, может быть, ещё возьмут
на вилы!?
Но пока – страшатся.
И бесы
молча сторонятся
и не препятствуют ему.