Я вырос в многолюдной ленинградской коммуналке, поражающей воображение своими несуразными размерами, вопиющей запущенностью и драматическими, произрастающими из прошлого судьбами десятков её жильцов. В нашей комнате на троих, что в те времена уже было едва ли не вызывающей роскошью, влажную от непроходящей сырости стену украшало вытянутое окно, выходящее во двор-колодец, и завсегда скрытое под продуктовой тарой, пирамидально доходящей аж до третьего этажа.
Длиннющий коридор был уставлен громоздкими сундуками и скудной домашней утварью жильцов, рачительно оберегающих каждый сантиметр уворованного у соседей общинного пространства. По тёмному коридору, изредка натыкаясь на угловатую мебель, отчаянно носились чьи-то дети, безнаказанно бегали крысы, рыскали тараканы и ползали мерзкие скользкие мокрицы.
Едва ли не в каждой второй комнате проживали увешанные медалями фронтовики, увечные, контуженные и неизменно поддатые. Всё, что у них в жизни было, хорошего и плохого, это – война. И они покорно прозябали в грязи и нищете, не задаваясь вопросом, кому же, чёрт побери, досталась одержанная ими победа?
И тем не менее, мы жили, надеялись на лучшее и даже были счастливы.
В тараканьем Раю зачатый, я,
Непоседлив, смышлён, пархат,
Был зачислен в пятидесятые,
Много хворей тому назад.
Здесь калеки, гуртом прописаны,
Накатив за однополчан,
Хлебный мякиш делили с крысами,
Промышлявшими по ночам.
Вот сосед барабанит в двери нам,
Бьёт отчаянно, как палит,
В сорок третьем нога потеряна,
А, как будто вчера, болит,
Мелочь клянчит, на сумку зарится,
В ней спасение от мытарств,
Хряпнет, вздрогнет, всплакнёт, раскается,
Протрезвеет
и долг отдаст...
В коммунальном загоне кухонном,
Где от запахов стыла пасть,
Бабы жадно питались слухами,
И с оглядкой ругали власть,
Мол, прости и помилуй, Господи,
Не осталось ни сил, ни слёз –
Слава Богу ещё, что в космосе
Мериканцам утёрли нос.
Вот, соленьями стол заставленный,
Собирает замшелый люд,
Пьют за близких, за мир, за Сталина,
За живых и за мёртвых пьют,
Поминают, клянут, напутствуют,
Зачищая грехи в вине,
Пьют до одури, до бесчувствия,
Чтоб опять
победить
в войне…
Были этого мира частью мы:
Разгребая подённо грязь,
Выживали,
и были счастливы,
По углам и щелям ютясь.
Той давно уже коммуналки нет,
И страны несуразной нет…
Отчего же бывает жалко мне
Тех блаженных голодных лет?
2019.