Рыбкой радужной, в шёлковой ленте прибоя,
я исчезну, всем телом обняв, голубое,
растворённое в космосе тёмной воды,
и бездонное, что не оставит следы,
небо...
Полдень, на лучике тонком,
окунает в нём солнце — пушистик цыплёнка;
и за ним я ныряю, следя краем глаза,
как ты ищешь меня.
По которому разу
взглядом, из-под руки, бороздя горизонт,
не заметив, как ветром снесло старый зонт,
и пожитки уже заметает песком...
Хорошо, выхожу — будешь дуться потом,
что вела себя, будто дурная девчонка.
Я же буду смеяться намеренно звонко,
и беспечно сиять шоколадным загаром;
и, кокетство включая,
почти что задаром,
брать клубнику горстями с душистых лотков,
пахлаву и оливки,
охапки цветов,
чтоб слегка приодеть нашу скромную пристань.
И на выходе с рыночка с кем-то зависну,
в разговоре...
И ты потеряешь меня,
и опять загрустишь, замолчишь на полдня.
Потащу в шумный бар, в карамельном закате,
под мартини, решусь «прогулять» своё платье
на танцполе;
когда ещё будет резон?
Губы близко... вздыхает в углу саксофон;
вечер томный обнимет, обиды полечит,
удивимся, как быстро рассвет защебечет,
и как скоро заухает осень затем...
Я тебе в тёплых кофтах ещё надоем.
А когда задружусь с «Терафлю» и простудой,
хоть все дни у камина сидеть с тобой буду,
в полудрёме,
лелея волшебные сны,
как касается тело прохладной волны.
Картинка из интернета