Он всегда поднимался до света,
с той поры, как остался один.
Натощак запалив сигарету,
в зазевавшийся сумрак сходил,
не держась постоянных тропинок,
всякий раз пролагая свою,
выпуская из старых ботинок
от крыльца молодую змею.
Только та доползала до края
развалившейся сонно воды -
застывал, отрешенно взирая
в далеко розовеющий дым.
От него никакая погода,
никакие снега и дожди
не могли перепрятать восхода,
суетясь у Земли на груди.
И восход, пробежавшись по кругу,
просветив небеса и труды,
возвращался к нежданному другу,
что всегда его ждал у воды,
оживленный лишь этой минутой,
дальше день не тревожа зазря...
И восход это небо как будто
для него одного озарял.
Но однажды отплакались двери
в сладкий дым безпардонных кадил..
А восход ещё долго не верил,
что он вновь оказался один.
И осталось сомнение где-то:
может быть, это он виноват,
что не может быть только рассветом,
проходя через небо - в закат?