Выстуженный вечер на вокзале,
чёрный воротник укрыл лицо,
поезда бежали, нас не ждали,
строгая, спокойная едва ли,
вспоминала прошлое своё.
Говорила грустно и смешно,
словно бы и не было печали,
словно сразу близкими нам стали
дни, что были прожиты давно.
Хитроумные узоры
следствий и причин.
За спиною горя горы.
Унижений и позора
в соснах проклятого бора
жаждет чёрный властелин.
Он уверен — только с ним
будет тот, кто одержим
лишь одною волей злой,
кто себя чужой бедой,
надругавшись над мечтой,
тешит, словно неживой.
Не забуду возглас твой,
стон, в котором ты просила
подарить тебе покой —
так хотелось бы самой...
То, что ты не позабыла,
что живёт в тебе одной,
лишь немного приоткрыла.
Рана старая всё ныла,
боль стелилась над душой.
Не стряхнуть тебе оцепенения,
что охватывает, тело леденя,
в яркие, короткие мгновения,
когда видишь прежнюю себя.
То ли снятся дурные сны,
то ли кажется наяву, —
не могу понять, почему
примеряешь свои мечты,
как наручники на запястье,
разве прожитое — обман,
и ты хочешь другого счастья?
Было милое лицо
так задумчиво спокойно,
так надеялось оно,
что не будет в жизни больно,
всё устроится само,
и оно будет довольно,
что бы ни произошло...