Собака шла за стариком от самого моря. Двигались они в гору по разбитому тротуару вдоль узкого пыльного шоссе, направляясь в дальний, но густонаселённый район. Старик вёл велосипед, на ручке которого висели линялые пакеты.
Старик и собака приятельствовали. Впрочем, так думала только собака, мужчина же время от времени делал жесты рукой и подбородком, смысл которых можно было определить, как попытку прогнать пса. Собака, отдавая должное личному пространству человека, останавливалась, выжидала несколько минут, и продолжала путь позади напарника.
Яростный прессинг начался возле изгороди зажиточных домов: истерично лаяли хозяйские сторожевые, почуяв чужака, и старик всё чаще и всё более раздражённо гнал от себя собаку. Но закалённый улицей кобелёк не сдавался.
Особый интерес оба испытывали к мусорным контейнерам, которые на пути горемык встречались достаточно часто. Прислонив велосипед к одному из баков, странствующий останавливался, приоткрывал крышки, бегло осматривал содержимое; собака же, затаив дыхание, выжидала, нет ли чего и для неё.
Не подчиняя себя интересам животного, дед бесстрастно закрывал крышки и медленно шёл дальше.
Только на подступах к центру городка, старик вдруг вытащил из помойки большой кусок белого хлеба, осмотрел его, разломил на несколько частей, бросив на землю, полил остатками молока из пакета. Собака, захлёбываясь, большими не глотками – вдохами захватила куски хлеба и мгновенно проглотила.
Старый товарищ не подвёл. Собака с минуту постояла над местом с недавним обедом и снова побежала за стариком. Впереди у них были еще несколько часов светового дня и мусорное Эльдорадо.