– Вы не разрешите мне взять у вас интервью? – услышал я вежливый голос за своей дымящейся спиной.
– Валяйте, здесь у нас в аду чего хочешь можно. Только берите побольнее, чтобы других завидки не взяли. У меня сегодня отсидка на раскаленной сковороде на полную катушку. От моральных пыток я поотвык, зато физических хоть отбавляй. Вас не смутит, если я при вас сниму шмат кожи с левого бедра? Вы, журналисты оттуда, к подобным пыткам, думаю, не привыкли, так что лучше отвернитесь. А с другой стороны, как вам удастся правдиво передать неувиденное собственными глазами?
– Скажите, как вы попали в ад, за что? – журналист напрягся.
– Ничего перед вами не скрою. Бес меня не попутал. Прощения своим поступкам не ищу. Всю жизнь посвятил острым ощущениям. Но ничего острее зависти не испытал. Я завидовал всему. У кого-то красивая женщина, я ему завидую. Большая зарплата – завидую. Лучше еда с выпивкой – завидую. Машина новее моей опять же завидую. Но больше всего неприязни у меня вызывал акт перекочевывания денег (вне зависимости от суммы) из моих рук в чужие.
– Не могли бы вы поподробнее описать ваш последний день на земле?
– С превеликим. Это был день моей кульминационной зависти. Я возвращался в стареньком «запорожце» от любовницы, которая поставила меня в известность об уходе к владельцу «волги», и меня охватила дикая зависть. С бьющимся сердцем и пустым бензобаком я покинул ее, обуреваемый острым ощущением всепоглощающей зависти к неожиданно появившемуся сопернику. С единственным рублем в кармане отправился в путь. Еду, руки от возбуждения трясутся, губы дрожат, весь, что только не дымлюсь. Гляжу впереди на обочине грузовик. Водитель у бензобака крутится. Дай, думаю, заправлюсь на рубль. Подъезжаю. Кричу ему:
– Отлей бензинчику!
– А чего ж не отлить, подгоняй, – говорит, – свою дырявую жестянку, до краев залью.
Я зубы стиснул, ничего на его неуместную шутку не ответил, но внутри закипел. Налил он из шланга мне краденого бензину. Протягиваю ему рубль. А он мне:
– С сегодняшнего дня бензин подорожал вдвое.
– Нет у меня больше, бери рубль.
Смотрю, наступает на меня с разводным ключом в руке. Ах, ты гад, думаю, ворованным бензином торгуешь и меня же порешить собираешься! Чиркнул я спичкой и в него пробензиненного бросил. Он загорелся. Я рубль преспокойненько обратно в карман сунул, сам в «запорожец» и деру. Оставил его жадюгу, катающимся по снегу. Мчусь и думаю, хоть одного социальная справедливость настигла. Навек отучится, государственный бензин воровать. И вроде бы нервы успокоились, и примирение с самим собой наступило. Личное в сторону. Чувство выполненного общественного долга пробудилось. И вдруг трах-тарарах, заднее колесо моего «запорожца» пролетает мимо правого окна, голова в плечи вдавливается, мой позвоночный столб, как змея, раздавленная массой догнавшего меня грузовика. Душа от тела отделилась, и все почернело, а когда вновь осветилось, то вокруг полыхали языки пламени. И я понял, где нахожусь. А вы кто такой?
– Как, вы меня не узнаете?
– Что-то знакомое, а припомнить никак не могу.
– Посмотрите внимательнее и вы увидите обширные ожоги на лице и теле. Я тот самый шофер, который вам бензин сливал.
– Что за чертовщина, и в самом деле. Но то был шофер, а вы журналист.
– В тот самый злополучный день редакция газеты послала меня на спецзадание собрать материал для фельетона «О спросе на левый бензин». Остальное вы сами знаете. За самосуд над вами я получил пять лет тюрьмы, но через три дня после приговора умер в больнице в результате осложнений от ожогов.
– Ну, что ж, браток, присаживайся на сковородку, подвинусь. Возьми ты у меня тогда рубль, оба были бы живы.