В тонкостенное небо вперила свой взгляд колдунья,
темнотой первобытной, чтоб скрыться от поднятых глаз,
небосвод окропила, на варево с сахаром дуя.
Месть сладка. И она пеленой над землей разлеглась.
Под звериный вой ветра и шепот тревожного штиля
засверкает гнев молний в навеки потухших очах.
Нас простить небеса мы просили, но нас не простили:
громыхает у ведьмы вверху набалдашник о чан.
Воздух рвется с цепи, брызжет грязной, вонючей слюною,
сносит кровли и валит деревья неистовый рык:
фамильяр ведьмовской, ненавидящий сущность людскую,
иступленно играет эоловой арфою рок.
Дабы лично узреть прелый плод многочисленных козней,
воплотится колдунья лицом, докрасна распалясь,
то на лысой горе, то в равнине пустой, темнокожей,
где откроет глаза на испаханных, черствых полях.
Поглядит на земной беспорядок и хмыкнет довольно.
Пелена ниспадет, обнажая спокойный закат.
Искаженная яростью явной и сдержанной болью,
мимолетно гримаса колдуньи мелькнет в облаках
и исчезнет совсем. На сегодня свершилась расплата:
сквозь магический шар на земной вдоволь вылилась злость.
Наколдованный дым за собой смог волшебницу спрятать,
но опять не сумел скрыть остатки бесчисленных слез.