- ...кипучая, могучая, никем...(поёт).
- Чего, Стёп, орёшь-то, как...
- Как кто?.. - не дослушав Михалыча, пошёл в наступление Степан.
- Как Кобзон, говорю, - сказал примирительным тоном Михалыч. - Голос у тебя, прямо, как...
- Чего?! - тут же поднялся на дыбы Степан. - Сам-то ты как поёшь? Не иначе по козлиному... Козлетон, ха-ха-хаа! Вот! Понял?! Коз-ле-тон!
- Нажрался с утра пораньше и ходишь людей оскорбляешь, - укоризненно покачав головой, сказал Михалыч.
- Кого это я оскорбляю? Все в селе знают, какой ты есть козлина. Никакой тайны в этом ни для кого нет. Помнится, учётчиком был. Учётчик-козёл! А что? Звучит красиво... Вернее, звучало. Сейчас ты - просто козёл. Топай себе...ме-ме-ме... крути педали, пока по рогам не дали... Ха-ха-хаа!...
- Я...я сейчас полицию вызову! - перешёл на крик Михалыч. - Пусть она с тобой разберётся! Ишь ты чего вытворяешь, сволочь!
- Михалыч, ты чего это Степана такими нехорошими словами называешь, а ещё учётчиком был? - возмутилась невесть откуда взявшаяся известная в селе скандалистка Манька Скобцова. Слова, сказанные Михалычем, ей явно не понравились.
- Тебе-то чего?! - огрызнулся Михалыч. - Шла себе, вот и иди! Без сопливых как-нибудь разберёмся!
- Нет уж подожди. Обзываешь человека и меня всякими словами...
- Кто обзывает?! Это Степан меня по-всякому обхаял, дурёха ты чёртова! Слышишь звон, да не знаешь где он!
- Ой-ё-ёй, господи! Да ты никак, паразит такой, пьян! Я так и быть сейчас пойду в администрацию и напишу на тебя заявление в полицию!
- Правильно, Мань, - встрял Степан, - а я буду свидетелем. Давно его надо было посадить, негодяя!
- Иехх, недоумки! - разгорячился Михалыч. - Сроду от вас никакой пользы ни обществу, ни колхозу не было!
- Ага, конечно! - парировала Манька, - твоя Катька, очень большого ума дурища, много чего наработала! Правильно Степан сказал: козёл ты и есть козёл...пархатый!
- Да я...да я!.. - задыхаясь от возмущенья, пытался что-то крикнуть Михалыч...
- Ме-ме-ме...ха-ха-хаа! - в один голос передразнили Михалыча Степан и Манька.
- Сволочи! - кипятился Михалыч. Его прямо-таки убивала несправедливость, направленная в него. - Креста на вас нет! - всё более распаляясь и не желая сдаваться, кричал, до глубины души оскорблённый, Михалыч.
- Что за шум, а драки нет? - подойдя к почём свет бранящейся компании, спросил Егор Кувалдин, здоровенный мужчина, полностью соответствующий своей фамилии.
- Ну, а ты-то чего?! Шёл, шёл...ну... и иди! - перенёс Михалыч свой гнев на Егора.
- Чё-то я не понял? Ты на кого перья распушил, придурок?! - Егора явно обидели слова Михалыча, и он, как уважающий своё дородство человек, не стал молчать. - Всю жизнь народ обманывал да объегоривал, а теперь ещё и пасть разевает?!
- Я в отличие от некоторых цельными днями и ночами по полям, как проклятый, мотался, а ты в своей вонючей кузне жиры нагуливал! Вон, скоро харя в дверь не пролезет! Тоже мне - учитель тан...
Договорить Михалыч не успел, потому что ударом в лицо Егор послал его в тяжёлый нокаут, и бездыханное тело Михалыча покатилось по дорожной пыли.
- Ты что, Егор?! - воскликнула Манька. - Да ты же его, окаянного, поди, убил?
- Как это убил? - Егор явно был в растерянности. - Да я...я его просто ладошкой слегка шлёпнул по роже. И...и чего теперь? В тюрьму я не хочу. Вы, кстати, чего-нибудь видели?
- Конечно, видели, - пролепетала Манька.
- А ты? - спросил Егор Степана.
- И...и я...тоже видел, - еле слышно прошептал Степан.
- Ясно. - Тяжело вздохнув, сказал Егор. - Мне свидетели на фиг не нужны. Но раз вы можете расколоться, то придётся вас ликвидировать.
Степан и глазом не успел моргнуть, как Манька оказалась в пыли рядом с Михалычем.
- Вот так. Нет тела - нет дела, - сделал вывод Егор.
- А...как же...эти? - пролепетал Степан.
- Эти уже ничего не скажут. Остался один свидетель. Догадываешься - кто? А ну иди сюда. Бог, как говорится, любит троицу. Тебе с кем приятней рядышком лежать: с Манькой или с Михалычем? Чего затих, придурок? Молись, давай.
Егор надвигался на Степана всей своей огромной тушей, как волк на беспомощного ягнёнка.
- Егорушка, может...может мы с тобой...как-нибудь обойдёмся без этого...без убиения меня, а? Егорушка у меня в кармане водочка есть. Выпьем и чего-нибудь придумаем, - умоляюще обратился Степан к Егору и вытащил из внутреннего кармана пиджака непонятно откуда взявшийся...пистолет. От неожиданности Степан чуть его не уронил, но сумел совладать с собой. Теперь он держал пистолет обеими невероятно трясущимися руками.
- Ты, урод, - рявкнул Егор, - когда-нибудь стрелял из пистолета...хоть раз в своей жизни?! Смотри, пальцы на ногах или ещё чего себе не отстрели! Там ещё предохранитель есть - не забудь его снять.
"О чём это он, - лихорадочно соображал Степан. - Какой такой предохранитель? - Внимательно осмотрев пистолет, он так и не смог найти то, что Егор назвал "предохранитель". - И что же делать, господи? Что?"
- Ну и как, Степан-болван? Тю-тю предохранитель? Ха-ха-хаа! Вот, смотри, я его давным-давно снял.
В руках у Егора Степан увидел какую-то непонятную штучку.
- Предохранитель, - догадавшись, прошептал Степан.
Последнее, что он увидел, был огромный кулак, который летел на встречу с его, Степана, лицом и яркую, как сотни вместе взятых солнц, вспышку...
Степан резко открыл глаза и прошептал: "Чтоб тебя. Приснится же такое". Всё тело его было мокрым от пота. Рядышком безмятежно посапывала жена Зина.
Встав с постели, Степан глянул на часы. "Рановато, конечно, ещё, но..." - отметил он и прошёл на кухню, поставил на огонь чайник и отправился в ванную, где приняв душ, насухо обтёрся полотенцем. После того, как липкий пот был смыт, он почувствовал приятную лёгкость во всём теле. "Ещё бы годочков тридцать свалить, и было бы совсем замечательно", - подумал Степан, посмотрев на себя в зеркало.
К тому времени дал о себе знать чайник. "Ишь, рассвистелся", - проворчал Степан.
Сидя за столом за бокалом кофе, он снова задал себе вопрос: "Что за сон мне приснился? Каков в нём смысл?"
Отхлебнув несколько глотков напитка, чем-то напоминавшего кофе, Степан прошёлся, размышляя, по кухне и пришёл к некоему решению: "Итак-так-так: на повестке дня - сон...чёрт бы его побрал. Хошь не хошь, а придётся мозги в кучу собрать, чтоб решить эту задачу".
Учётчика Михалыча он знал не один десяток лет. Нормальный, вроде, мужик. Ни в каких скандальных историях замечен не был: по крайней мере, ничего такого Степан не слышал и не помнил. Чего тогда приснился? Выпить был Михалыч, конечно, как и все мужики в селе, не дурак, но пьяным его Степан никогда не видел. Поговаривали, что Михалыч брал с собой в поле бутылочку и между делом к ней прикладывался, а когда чувствовал, что ноги его перестают слушаться, ложился где-нибудь на краю поля в лесополосе и спал, пока не протрезвеет, после чего шёл в контору для доклада.
Между Степаном и Михалычем не было никогда никаких недоразумений. "Тогда что?" - задал в который раз себе вопрос Степан, но ответить так и не получилось.
"Ладно, - решил он, - с этим более или менее понятно, а что другие? Ну...возьмём Маньку. Баба ещё та... Ох, и покрутила она мозги парням, когда находилась, значит, в девках. Ох, покрутила... Всё делала, чтобы из-за неё ребята то и дело дрались. В конце концов из неё получилась самая скандальная баба на селе. Про таких в народе говорят...не-не...и не трогай, пока, значит...
С Манькой у меня, вроде, никогда никаких конфликтов замечено не было. Чего тогда приснилась?
У Зинки есть, кажется, книжка, в которой про все сны написано: что, значит, для чего снится. Сам-то я эту книжку вряд ли найду. Надо будет у Зинки спросить про неё да и поискать предсказание на мой сон... но это, конечно, потом. Ладно, с Манькой тоже ничего не понятно. Остаётся Егор.
Для чего мне приснился этот кузнец, так сказать, молодец? Егор-то точно любого человека кулаком убить может. Подковы, я видел, гнул он, как фантики. Силён, зараза. Конфликтовать с ним - себе дороже, так что... Не было у меня с ним никаких заморочек. Вообще-то, он мужик добрый, приветливый, а вот во сне... Неет... Егор совсем не такой, каким приснился мне. Что же получается? Ерунда какая-то.
Стоп-стоп-стоп, а может, в нём, в этом сне, присутствует особый смысл, связанный со мной? Вот, возьмём, Михалыча. С чем его можно...ну...это, как его...ас...ассоц... Ладно. Бог с ней. Михалыч любил, все знают, выпить. А я? Я...я тоже не дурак. Вот тебе и связь. Намёк стало быть мне на то, что с возлияниями пора прекращать самым кардинальным образом. О-хо-хоо... Теперь берём Маньку.
Манька, конечно, скандалистка ещё та. А я? Я...я тоже, пожалуй, не отличаюсь тихим нравом. Сколько раз Зинку по-всякому...стыдоба, прямо, если хорошенько подумать. Понял, Стёпа? Вот тебе и ещё намёк. А Егор? Этот чего? Вот тебе и закавыка... Что с ним можно связать? Жил человек, жил, а сказать...в смысле...ну...без поллитры не разберёшься. Ладно, разберёмся".
Глянув на часы, Степан зевнул и прошептал: "Время ещё... Пойду-ка малость полежу. Смотришь, чего-нибудь в голову придёт".
Но прийти в голову ничего не успело, потому что, как только голова Степана коснулась подушки, он уже спал крепким сном. Проснулся Степан довольно поздно и то только потому, что Зина разбудила его со словами: "Дружок, так и дом можно по брёвнышкам раскатать. А ещё меня укоряешь: мол, храпишь, как... Эх, горе...
Вставай. Свояк обещался прийти минут через тридцать. Дело у него к тебе какое-то. Только не нажритесь, как свиньи, а то у вас не заржавеет. Поможешь чего там - и сразу домой. Вставай, чего лежишь".
Степан напрягся: "Чего это свояк надумал? Вроде, ничего не говорил... Даа... Сон явно оказался не в руку, хотя... Однако пора вставать. Чего он придумал? Чёрт его разберёт. В наши годы перестройками какими-нибудь только и заниматься. Ладно... Придёт - узнаем". Он быстро оделся и, сказав Зине, что завтракать не будет, вышел на крыльцо. И вовремя. Свояк уже подходил к его дому и всё чего-то оглядывался.
- Твоя где? - спросил он, без конца крутя головой.
- Как где? Дома. - ответил Степан. - Сказала, что я тебе для чего-то нужен. Ну...вот я и жду тебя.
Кузьмич, так звали на селе свояка Степана, зыркнул в сторону входной двери и сказал довольно громко, при этом, кивая головой, показывал, куда надо идти:
- Дело, понимаешь, свояк, наметилось! В бане надо крышу поправить, а одному мне с этим не справиться! Прошу, так сказать, оказать мне посильную помощь!
Кузьмич смотрел на Степана так выразительно, что тот сразу всё понял.
- Мож, Кузьмич, какой струмент взять с собой? Правда...у меня окромя топора да молотка больше и нет ничего. А...ещё ножовка где-то валялась... - внимательно глядя в глаза свояка, просипел Степан.
-Не-не-не!.. Я, свояк, всё уже приготовил, - сказал опять довольно громко Кузьмич и уже более тише добавил, - кончай заниматься болтологией. Давай, ноги в руки и ходу... - и снова прибавив громкость в голосе, подытожил, - Хорош болтать! Пошли, дел невпроворот!
Жили свояки друг от друга метрах в трёхстах, если идти не напрямую, а по дороге. Дом Кузьмича стоял на самом краешке села и от других домов мало чем отличался. А поскольку и дом Степана и дом Кузьмича свояки построили своими руками, то и дома у них получились, как братья-близнецы.
Не раз Кузьмич жаловался Степану на это обстоятельство. "Понастроили мы с тобой свояк, - говорил он, - сколь раз под "этим" делом подхожу к своему дому и начинаю сомневаться: мой это дом или нет. Учудили мы с тобой, свояк. Прямо, как в "Иронии судьбы". Степан успокаивал свояка и советовал поставить возле дома какой-нибудь отличительный знак. На том инцидент и исчерпывался.
Подходя к дому Кузьмича, старики сразу свернули в сторону бани, которой, вроде бы, был необходим ремонт.
- Ну и чего у тебя, свояк, произошло? - спросил Степан.
- Три листа шифера упавшими кустами повредило. Я шифер-то уже снял, а новые листы поставить мне, конечно, одному не по силам. Надеюсь, что ты мне в этом деле поможешь.
- Без вопросов, - заверил свояка Степан. - Я уже...
- Подожди, Степан. Ты чего это сходу в карьер. Зайдём. Тут у меня в предбаннике допинг нас дожидается. Я вчера молость лишку хватил, проверяя качество готовой продукции, ха-ха-хаа!.. Старуха всё утро меня пилила, но ты не боись: она к сеструхе с утра умчалась...не-не-не - не к твоей Зинке, а к Тамарке...это, надо думать, надолго.
В предбаннике на журнальном столике уже стояла бутылка самогона и лежала кое-какая закуска: хлеб, огурцы да лук зелёный.
- Как говорится, чем богаты, - сказал Кузьмич, приглашая Степана присесть к столику.
- Кузьмич, может, сначала... - попробовал переубедить свояка Степан.
- Ни-ни-ни... Ты чего это, свояк, как не родной? Щас тяпнем и...день весь впереди, считай...только начался.
- День-то, может, только и начался, но ты погляди на небо: тучи, вроде, как бы собираются. Пойдёт дождь - будет тебе крыша. - сказал Степан, но видя, как Кузьмич уже разливает самогон по стаканам, добавил, - я тебя, свояк, предупредил.
- Да не волнуйся ты. Пятнадцать минут, и три листа на месте. Делов-то. Тащи, давай! Напиток - самый что ни на есть свеженький!
Степан взял стакан, но подумав, сделал всего лишь пару глотков. Кузьмич же церемонится не стал и отправил в рот целый стакан "свеженького напитка". Отдышавшись, он похрумкал огурчиком и, подняв палец вверх, укорил Степана словами:
- Не уважаешь ты меня, свояк. Ай, не уважаешь. И так редко видимся, а ты ещё и... Вот помру и...скажу, чтоб тебя не пустили проститься со мной.
- Кузьмич...эх!..попадёт мне нынче, видно, по самое не хочу. Не даром такой сон дурной приснился.
- Пей и не думай ни о чём. Чему быть, того всё равно не миновать. Давай по-маленьку и на крышу, ага? Ну вот и ладушки. - Приняв кивок Степана за согласие с ним, подытожил Кузьмич.
- Как хочешь, свояк, но я тебя на крышу не пущу, уж лучше сам залезу. - сказал Степан, когда они выпили за предстоящий успех.
С крышей, как и говорил Кузьмич, старики справились и правда в пару десятков минут.
Едва они закончили дела, как начался дождь, сначала редкий, а затем хлынул, как из ведра. "А я что говорил? - победно глянул на Кузьмича Степан. - Хорошо, что ещё успели". "Но ведь успели", - парировал Кузьмич. Между тем загремел нешуточный гром. Раскаты его гуляли по всему небу. Заметно потемнело. Но старики не унывали. Они выпили ещё по соточке, потом ещё... А скоро и гроза стала отступать. Дождь, как начался скоро, так же скоро и закончился. В окошко предбанника хлынули горячие солнечные лучи.
- Хорошо-то как, - воскликнул заметно захмелевший Степан. Встав со скамьи, он распахнул дверь, ведущую из предбанника на улицу, и вдруг охнув, присел, держась за бок. Рядом с ним дымился дверной косяк.
Кузьмич в себя пришёл от случившегося только тогда, когда увидел, как Степан валится на пол. Дрожа, как в лихорадке, он бросился к упавшему Степану и стал легонько пошлёпывать его ладонями по щекам, приговаривая при этом:
- Стёпушка...Стёпа...очнись, родной. Что же это такое? Стёпа...только не помирай. Стёпушка...
Похлопав Степана по щекам, Кузьмич стал надавливать ладонями на грудную клетку свояка, время от времени прикладывая ухо к тому месту, где, как он считал, находится сердце.
- Господи, спаси и сохрани мне Стёпушку. Господи, помоги, ради Христа...
Наконец Степан открыл глаза. Кузьмич от неожиданности чуть сам не упал.
- Стёпушка, дорогой...слава Богу, живой... Как ты, Стёпушка? - спросил он, чуть не плача. - Я сейчас помогу тебе встать.
С помощью Кузьмича Степан поднялся на ноги и, покачиваясь, дошёл до скамьи. Как только Степан оказался за столом, Кузьмич тут же вытащил откуда-то бутылку самогона и, наливая его в стаканы, шептал дрожащим голосом:
- Щас мы, свояк, вернёмся к жизни. Держи, Стёпушка, держи, дорогой.
Степан дрожащей рукой взял стакан и, с непониманием глядя на Кузьмича, выпил.
- Кузьмич, - спросил он, отдышавшись, - Кузьмич, а что случилось-то? Что меня так треснуло по башке? Искры-то летели, как, прямо, в моём сне.
- Ты, Стёпушка, закуси... Случилось... Ты что же...ничего не помнишь?.. Даа... А что за сон ты то и дело вспоминаешь?
- Даа... Ерунда всякая.
- Не скажи... Вдруг он вещим был, а такие сны очень точными бывают. Только как узнать, что сон приснился вещий, а не какой-то пустяшный? Такие пироги получаются...Молынья тебя хлестанула... Я-то грешным делом подумал, что тебе, прости ради Бога, конец пришёл... Вон, и дверь и косяк до сих пор дымятся.
- Понимаешь, Кузьмич, мне ночью сон приснился. Ерунда, вроде, а тут...видишь... - глядя на дымящиеся дверь и косяк, сказал Степан.
- Ну-ну, - встрепенулся Кузьмич, - давай, коль начал.
Степан тяжело вздохнул, налил полстакана самогона, выпил, занюхал хлебушком и, махнув рукой, рассказал свояку всё, что ему приснилось.
- Ох, ты! - прошептал, осеняя себя крестом, Кузьмич. - Делаа...
- Скандал получился, конечно, неприятный, а виновник-то кто? Выходит, что я. Короче говоря, в конце сна я заслуженно получил по роже от кузнеца-молодца Егора. Искры из глаз летелиии... А сегодня я, вон, под молынью подставился. Как тебе это, а? Может, и случайность...а может ведь, и нет.
- Точно! Я, как в воду смотрел, когда подумал, что сон был вещий. Веещий...забодай его комар. Веещий... Что приснится - обязательно сбудется. Никуда ты, мил человек, не денешься.
- А если бы я к тебе не пришёл?
- Я же тебе говорю: никуда не спрячешься, понимаешь? Она, молынья-то, и дома тебя достала бы. Но раз ты жив, то можно с уверенностью сказать: от молыньи ты...в общем...ну ты, поди, и сам понял. Помнишь, старика со старухой убила молынья, прямо, в доме. Мы тогда с тобой ещё пацанами были.
- Помню... Конечно, помню. Дядя Гриша, вроде.
- Ну да.
- Хороший был старик. Помотало его. Он же в немецком плену был во время войны. Исхитрился и убежал, когда их вели по лесу. У партизан разведчиком был. Даа... А после войны в лагерь, уже нашенский, загремел. Братску ГЭС, рассказывал, строил.
- Даа... Не повезло мужику: ни ордена, ни медали не помогли. А вот, как он к нам попал, я не помню. Он же, вроде, не нашенский?
- Пришлый он был... Откуда - тоже не знаю. Мужики, кстати, поговаривали, что деду Грише за неделю до случившегося сон нехороший приснился. Будто он в окопе сидит, а кругом стрельба, снаряды туда-сюда летят, осколки визжат, на голову земля после взрывов опадает. Вот... В какой-то момент, вроде бы, тишина наступила...не надолго, конечно. Протёр он глаза от пыли, глянул вверх, а на него бомба падает...прямо на него, представляешь? Каак она рванула...дед Гриша и проснулся...
- Вот она и рванула...обоих насмерть... Может, помянем их?
- Давай.
Кузьмич налил по полстакану белесой жидкости, старики выпили, занюхали рукавами своих рубашек, даже не притронувшись к закуске. Наступила довольно долгая тишина, только мухи у окошка жужжали да бились о стекло, не понимая, что через открытую дверь вылететь на свободу гораздо проще.
- Я рад, что мне сны почти совсем не снятся, - просипел Кузьмич... - Хорошо, если один-два в год, и всё...
- А вот мне, дорогой свояк, - вздохнув, сказал Степан, - каждую ночь какая-нибудь дрянь да приснится. Вот ты говоришь: тебе приснился вещий сон. Снов-то полно. Как их можно определить: какой из них вещий, а какой - пустяшный?
- Говорят, что это определить невозможно. Вот когда случится что-то, тогда становится понятно... Ладно. Давай, ещё по чуть-чуть.
- Давай, - согласился Степан, наливая в стаканы самогон. - Э-э, Кузьмич, хватит дрыхнуть, - глядя на клевавшего носом свояка, добавил Степан. - Пригласил в гости, а сам, как суслик - только бы дремать.
- Не-не-не, Стёп, я не сплю. Задумался малость.
- О чём, ежель не секрет? - спросил Степан, когда они выпили.
- Никакого секрета. Я так думаю: вещие сны и предсказания - одного поля ягода. Мутные, чувствую я, эти дела. Вот, скажем, шёл ты, шёл, а впереди на твоём пути лес. Можешь ты сказать, что там за лесом? А, Стёпа?
- Шутишь что ли?.. Откуда я могу знать?
- То-то и оно. А есть, говорят, такие люди, которые за многие годы вперёд знают, что произойдёт в мире. Думаешь, шучу? Неет, хотя сам...нет...не верю. Но ведь факты. Как против них идти-то? Возьмём те же вещие сны. Приснился ни с того, ни с сего, а через месяц увиденное сбывается. Это...это же, понимаешь...эээ...чертовщина какая-то. Вот... Ты как, Стёпа, веришь во всё это?
- Шут его знает. Меня, вон, шарахнуло, а я, однако, сумлеваюсь: может, просто совпадение. Мало ли каких событий происходит в мире похожих друг на друга. Предсказал кто-то что-то сто лет назад, а тут и случай подвернулся подходящий. Что хошь делай - сумлеваюсь я.
- Вот и я. Мы с тобой свояк, как единое целое. Даже мысли и понятия у нас с тобой совпадают. Хлопнуть надо! Эх, хороша самопалка получилась, собака её подери! Ты это... Зинка лаяться будет, на меня её гони! Расскажу, как и что случилось. Она, думаю, мне лучше поверит, чем тебе. Уже, хоть и небольшой, но плюсик. Да и дверь с коробкой погорели - не просто же так, правильно? - Последние слова Кузьмич произносил по инерции, засыпая под храп Степана.
Своих мужей сёстры Зина и Катя обнаружили ближе к вечеру спящими в предбаннике. Внимательно осмотрев обгоревшие дверь и дверную коробку, Катя покачала головой и сказала дрогнувшим голосом:
- Это что же, Зин?.. Выходит Садомиха правду сказала, что в баню молния ударила. Господи... Хорошо, что старички наши живы... Вот те на. Ой, господи... Пущай, наверно, Зин, спят.
- Пущай... страху-то, поди, натерпелись. То-то Стёпа утром сам не свой встал.
- Пойдём-ка, Зина, чайку попьём...а может, и покрепче. О-ё-ёй, старики-боровики. Прости, господи, грехи наши тяжкие.
Шепчась и поглядывая то и дело на баню, сёстры поднялись на крыльцо и скрылись в доме.