Обняла я тебя — и заныло под сердцем негромко
что-то очень похожее на безусловную память...
Я ведь тоже ходила по краю — небесная кромка
осыпалась, крошилась, как лёд, под босыми стопами.
Я, как ты, собирала по свету бездомные сказки,
начищала до блеска потёртые их фюзеляжи,
сокровенные тайны навзрыд придавая огласке,
на банкноты обменивать песни не думала даже...
Знаешь... Дело не в том, что мы слишком похожи во многом —
эта нежность не требует пошлых земных оправданий.
Мы причастны одним облакам, городам, и дорогам,
хоть мои фолианты не выдержат переизданий.
Все, что я накропала, больших тиражей не окупит,
мне не светит венок от союза писателей после...
Это все — лишь песчинка в горсти твоей вечности вкупе,
ты с копьём на коне — мне достался лишь маленький ослик.
Но однажды упав в этот свет, я осталась свободной!
Пусть не духом свободы — так сном моим странным останься.
Вся рябина горчит кроме этой — ночной, черноплодной...
В этот карий колодец упасть суждено моим стансам.
Я не помню в каком мы встречались столетии... Это не важно.
Эта память меня изменила — и как изменить ей?
От меня до тебя — лишь один самолётик бумажный,
и на крыльях его — неподробная карта событий...