06.02.19
Поговаривают, что у всех достопочтенных писак должен быть свой почерк,
Они ведут разгульный образ мысли и почти у всех в графе «отец» стоит прочерк.
Писака, когда ему зададут вопрос о семье и личной жизни,
непременно закроет глаза,
скажет, что говорить о таком не в настроении,
Но обязательно на затворках памяти хранится история о растлении,
Наркомании,
Близких-алкоголиках и предательствах,
И, конечно, после недолгого препирательства
он поведает обо всем этом в свете софит
или при куда более пафосных обстоятельствах.
А еще у этих господ всегда при себе именная ручка или, еще лучше, перо,
Они всегда против нынешнего правительства, законов и всех на свете реформ,
наготове огненная речь, пропагандирующая добро,
И каждый третий, по их словам, им не бесом метит, а минимум «финкой» в ребро.
И вам, наверное, сейчас кажется, что я хочу сказать, что это плохо,
Что это безвкусица, и я очередной врун, пустослов и пройдоха,
Я здесь уже совсем иссохла,истосковалась по добрым вестям ,
Оглохла от шумных собраний высоких чинов,
пустых городов,
торчащих заусенец,
невкусной музыки…
Мы тлеем,
тускнеем,
заходимся сорокоустами,
в неверии молимся, куксимся,
приматываемся друг к другу бинтами, соединяемся гипотенузами,
трусим и трусимся,
Когда они нас раскусят?
А что смешно, так это то, что я сама эталон завОдный таких писак, выверенный до миллиметра,
и отец-алкоголик на месте,
каждый вечер бессонный джетлаг,
и я вся такая духовно выстраданная,
душевно выросшая,
пример всех примеров.
Вся потерянная, выброшенная, выпросившая, обезвоженная,
за борт брошена, встревожена и стреножена.
И множат со всех углов:
-Хватит стихов и лирик,
ты - несмешной, замшелый, сопливый сатирик,
меня от тебя уже лихорадит,
хватит!
-хватит обо мне складывать том за томом, главу с главой,
Я не люблю тебя,
не припаду к коленям твоим острым свинцовою головой со вчерашнего похмелья, где виной тому вИна, шлюхи и похоть.
-хватит писать обо мне, руками в чернилах прекрати меня трогать.
А они поднимают меня среди ночи,
как хирургов в нерабочие
вызывают звонками срочнее срочного,
Как в тиндере девчонка-одиночка с такой же обменивается многоточиями.
Не дают мне ни дома, ни отрочества,
ни земли, ни отечества,
только буквами в строчки,
колом в ключицы,
и грузом на плечи.
Я – не глашатай, не голос нации,
Я – не «горшочек вари, горшочек стоп»,
Я – тамагочи,
я – голос Его по всем рациям,
радиостанциям,
геолокациям,
От кончиков пальцев,
до кончиков стоп.
Я почти уверена, что у Него есть дисплей, где мы все ходим как в игре и над каждым шкала,
Кто сильнее,
смелее,
у кого две семьи,
5 детей,
Кто здесь гей, кто провидец, а кто прохиндей,
Что написано на твоей?
Я – постоялец придорожных кафе,
вечно пьяный хиппи
и прихожанка местных церквей,
Я не поведаю тебе про Бога,
про свет,
про тьму,
про святых,
про славных его сыновей,
Храни же, милый, водку со льдом и свет гаснущих фонарей.
И , как всегда это бывает,
на публичных казнях полно мимо шедших зевак,
Они жадно глазеют, улюлюкают,
поднимают над головами кулак,
роняют на паперть слюну.
Хотя даже не знают, кого здесь казнят.
Я создала себе собственный «Архипелаг ГУЛАГ»,
на который ссылаю себя каждую осень или весну.
от одной трети воспоминания я снова ловлю долбанный бессонный джетлаг,
и зарабатываю седину.
И вот, я – писака средней руки,
среднего роста, достатка и племени,
все, что есть у меня – это перо
без гравировки имени,
права
и времени,
Хватит писать о тебе, да,
Ты уже не один и готовишь не ко сну,
Но, свет мой,
как трофейную ловят зимой на блесну,
Я пока не покончу с тобой,
О тебе,
Не усну.