Мир гудящий, неоновый, беспроводной
разбредётся к утру по норам,
сползёт на дно.
Ещё в лифте срывая образы и шумы,
переходит в разряд - да помню: не "я", а "мы".
Мир готовится к встряске
под выходной,
к сумасшедшим дебатам с мужем или женой,
и жужжит молитву своей двери:
"разлетайся к черту, но - отвори!"
..................................
Примеряет вдох к коридорным нотам,
к бормотанью дома: давно уснули.
Лишь пространство бодрствует
в карауле :
в Гуанчжоу звякнут ключом, на сотом -
"Я ща стукну!.." - с первого, в Барнауле...
..................................
А когда-то раньше, в другой реальности,
все питались сотами, дружили ульями.
На площадке кланялись соседке бабочке,
разрешали гномам играть под стульями.
А ещё вязали и шили строчками,
чтоб согреть стихами живущих северней.
Улыбались звёздами, медоточили,
и вполне сроднились с цветами клевера.
И всегда-всегда оставляли валенки
у двери - для гномиков, самых маленьких.
Для себя ничего не накапливали,
а если и плакали,
то делились каплями
радостного дождя...
...................................
Мир отзывается на любовь, открывается заново,
вслушивается в гуанчжойское деликатное
постукиванье ложек,
в размышленье сонное, домотканое
барнаульского рая:
- Сможем?..не сможем...
Сможем?..не сможем...