В плесенью пахнущей, врытой под землю темнице
Узник младой в свой последний готовится путь,
И исполнителям воли вождей инквизиции
В ночь перед казнью опять не удастся вздремнуть.
С площади главной перестук топоров раздаётся, -
Это наспех возводится сцена, дощатый помост без кулис.
В мыслях невольнику жизнь вся его пронесётся,
В небе безоблачном месяц ущербный повис.
Кто этот юный ещё, но уже опасный преступник,
И за что наказал его церкви "святой трибунал"?
Но для них еретик он всего лишь и вероотступник,
Им для масс устрашения надо свершить ритуал.
За то, что открыто презрел иерархов духовных
И, обличая назвал кучкой алчных жрецов
И что трудов им не стоит добиваться огромных
В страхе держать толпы зрячих и верных "слепцов".
Не получивший от них ничего, кроме злобы и мщения,
Камнем царапая стены, потомкам оставляет завет.
Он утром умрёт, не коснувшийся тайны святой причащения,
Вскоре в окне потолочном забрезжит кровавый рассвет…
И на площадь стеклись толпы жаждущих видеть ужасное зрелище,
В сердце каждого прячется перед властью жестокой боязнь.
На эшафоте палач в чёрной маске перед массой трепещущей,
Вывели полунагого парнишку на публичную казнь.
И пред собравшимся городом судья приговор оглашает,
Но обречённому текст этот, видно, не нов:
Церковный престол головы его грешной лишает
За оскорбление традиций и веры, - священных основ.
В воздухе душном повисла минута молчания,
Но тишину вдруг прервал неестественный крик, -
Это, рассудок теряя и пав на колени, отчаянно
Взвыл, руки к небу подняв, седовласый старик:
"Боже, за что мне такое послал наказание?
Всю свою жизнь Тебе верой и правдой служил.
Сына последнего смерти даёшь созерцание,
Лучше меня забери, - век свой я уж отжил!"
И, задыхаясь в рыданиях и от горя хмелея,
Стал за сына просить он, неустанно молясь за него,
И, обращаясь к наследнику, молвил, надежду лелея,
Будто чудо свершится, и Бог вдруг услышит его:
"Только покайся, сынок, и вернись в лоно римского папы.
Дай мне сейчас свой единственно верный ответ."
Слёзы из глаз продолжали безудержно капать,
Но эхом откликнулось дерзкое, краткое: "Нет!"
И донеслось с высоты до самого крайнего уха.
Гордо взглянул осуждённый на запуганный жалкий народ
И, не теряя пред смертью нависшей присутствия духа,
Голову сам он смиренно на дубовую плаху кладёт.
Больше не медлит палач, - его действия быстры, -
Взмахом могучей руки опустил он топор.
В разные стороны хлынули алые брызги,
Гулом запел в унисон многотысячный хор.
И за волосы голову мёртвую экзекутор поднял брезгливо,
И по кругу понёс на ходу поправляя колпак.
Смерть по-своему решила тотчас поступить справедливо:
Охнул старик, тут же в судороге телом обмяк…
Встретится с сыном отец в Тонком Мире безмолвном,
И с высоты безразлично воззрят они на трагичный финал,
И растворятся беззвучно в пространстве огромном, -
Души их праведные к Себе Бог на Небо призвал.
…Не скоро ещё на Земле установится веротерпимость,
Сколько невинных сгорят на зловещих кострах,
И инквизиторы будут дико впадать в одержимость,
Нагнетая на верующих панический ужас и страх.
-1997