Волнует ли меня судьба России?
Что будет с нею: будет или нет?
Какою будет – чистой и красивой
или души её простынет след?
Язык родной – певучий, мелодичный –
вконец уступит место потеплей
коротеньким словам иноязычным,
ведь легче рифмовать на -уай and -уэй?
Звучать ли будет русской песни голос
из самого из сердца, из нутра
да так, что дыбом встанет каждый волос,
иль душу будет опьянять бурда?
Уловят ли тончайшие намёки
в пословице, дошедшей налегке
из тьмы веков к нам, наши же потомки?
Засветятся ли в дальнем далеке
живым огнём слова из русских книжек,
и будут ли над ними размышлять,
как мы когда-то, головы мальчишек,
и смогут ли они себя назвать
спокойно, гордо, с самоуваженьем:
мы – русские, и дальше понести
достойно груз прошедших поколений
по верному, по честному пути?
Волнует ли меня всё это, или
мне всё равно – о чём мне горевать –
я не увижу будущей России,
зачем пытаться что-то угадать?
Кто предсказанья делал, не ошиблись:
не перестали брать и воровать,
и дураки, конечно ж, народились,
и к бездорожью нам не привыкать…
Хотя меня волнуют не дороги –
им срок придёт, его не избежать –
предчувствие недоброе тревожит:
как бы самих себя не потерять…
И потому я монотонно ною
(пророк я, слава Богу, никакой) –
предположенья помрачнее строю,
чтоб зачеркнуть их жирною чертой.