Океан. В брызгах калитка и губы в пене.
В зуммере континента
бьются сердца, бьется посуда - слышно,
как рыдают стекло и гитара, как часы отрезают минуты,
лишь раз отмерив, - //
Как оторванный от всего гражданин вселенной читает книгу о времени, держа ее на колене.
Листы прикрывают шрам в месте, где мария перешла в магдалену,
лета в сену, а лето в первые заморозки.
Гражданин прикуривает, в пальто плотнее
укутывает кадык - в родной деревне
сейчас фестиваль урожая,
а он стоит, дробью морзе дрожа на другом языке -
он так привык, смотря на часы, видеть волны
и колебания. Читать если стоит, то о реке.
В остальном - лучше слушать, и на снегу экрана
его имя лежит в строке,
как в яме.
Гражданин вселенной родился в мальмё и много пил
и однажды в зеркале не узнал себя,
да и имя свое забыл бы, но мать звонит вечерами
и рассказывает о делах, высыпая кусками льда
их на голову. Гражданин себя видит скорее каем,
на худой конец каином -
и путает буквы, собирая слова.
А где-то в небесах есть город золотой,
но он не верит в него всерьез - только утром,
когда сильно болит голова.
Над пантеоном собирается дождь, к концу подходит глава -
alors, гражданин идет на вокзал. Какая разница, где на куске пути -
пицце пространства - его не найти.
Никто не кричит Постой, но простой гудок тепловоза уже не такой пустой,
как болтовня на кухне, которую до пяти утра
он со многими вел.
Пора, гражданин, пора.
Тебе 40, и небеса вот-вот вышлют штраф за простой.
здесь вам, гражданин, париж, монмартр, ну знаете, сена -
не двор у дороги, не влажный стог сена,
куда голову бросишь за так, если с конюхом пригубил. Или ее не сносил.
Нет сил.
А там на площади - да, древесина, но не стропил.
Пока, гражданин, пока.
Гудок кратко выдохнул, и ослепло стекло
к изгибу холма. Текло
с крыши - или из сердца -
и срослась со стеклом рука,
и было стеклу тепло.