Звонок. Металлическим голос в трубке сообщают, что его больше нет.
Кардиограмма ровная.
Речи нет. Пульса нет. И нет реакции на свет у зрачков.
В трубке еще что-то говорят,а в голове мысль,
Что у него было такое же плохое зрение как у тебя,
И он никогда также не носил очков.
Он учил тебя ходить,нося на руках как ценнейший груз,
А сейчас он пуст,
И ты пуста,
И облекающая тебя мгла так густа,
Так вязка,
И у него же всегда в рукаве был туз, когда он мухлевал, играя с тобой в дурака.
Рассветное небо. Крик рыжего петуха.
Ласковые шершавые руки, с запахом сена и табака,
«Просыпайся,лучик, я налил тебе свежего молока.
У нас сегодня большие планы, черт подери,
Я столько дел нам придумал,
Только бабушке не говори.»
Он приносил вечерами сладости и говорил,
Что едет и собирает их по дороге.
Что к тем,кто дорог,ведут все на свете дороги,
Что черешня вкуснее,если залить ее молоком,
По-оскаровски морщился,выпивая за ужином пятьдесят,занюхивая собственным рукавом.
"Ты погляди на нее,бандитку,
У всех дети как дети,а эта по земле бежит босиком,
зато туфли просит "как у мамы,только с маленьким каблуком",
У нее же только зажили коленки и глубокая ссадина прям на лбу...
Нет,ты погляди на нее,мать,
для нее трава перед домом-танцпол,а весь мир-ее дом.
Волшебная девочка. Питер Пэн в платьице голубом."
Гудок в трубке как чертов спецсигнал,
В горле угольно-черный ком напополам разрезает гортань,
Он как будто существовал вне времени и всякого,там,
Откуда наблюдает сейчас тайком.
Там,где кричит петух,пахнет сеном,
И черная,глянцебокая черешня заливается молоком.