Зимняя песенка менестреля
(Lasciatemi cantare)
За февралём – грянут март, апрель,
Май… Там, глядишь – и лето.
Как перехожий менестрель,
Буду я снова где-то
Петь свои песни под игру,
Звон-перезвон гитары…
Так и пойду я по миру,
Lasciatemi cantare*!
Станет постелью мне земля,
Чаща столы накроет.
Стану богаче короля,
Буду сильнее тролля.
Не совладать дурным словам
С доброю песней старой,
С той, что принёс я в сердце вам,
Lasciatemi cantare!
Вспыхнет огонь, с Небес сойдёт:
Знак очищенья свыше.
Семя добра вновь прорастёт,
Песню мою услышав.
Зло канет в Бездну на века:
Войны, беда, кошмары…
Это всё будет, а пока –
Lasciatemi cantare!
За февралём – грянут март, апрель,
Май… Там, глядишь: и лето.
Ходит по свету менестрель
С песнями счастья где-то…
Не умолкает никогда
В ловких руках гитара.
Просит он только: «Господа,
Lasciatemi cantare!»
Вдаль устремляются года
В белом, зелёном, жёлтом…
А менестрель просит: «Господа,
Песню вам спеть позвольте!»
* Позволь мне спеть (итал. – ред.).
По парапету будней
По парапету будней – босиком
бегу легко, гляжу, как мир клокочет…
Мне всё равно, что он того не хочет:
Понять, что я не грежу ни о ком!
К чему, зачем: что нужно доказать
Тому, чей взгляд – вовнутрь, а не наружу?
Мне только голос вдохновенья нужен
И памяти зелёные глаза.
Завесив окна белым полотном,
Спустилась ночь и села где-то рядом…
А я не знал: быть может, так и надо:
Одно любить, но грезить – об ином?..
Смешно: ведь я – не парадоксов друг,
Не луч надежды фанатично-нудный…
Сижу себе на парапете будней,
Мурлычу что-то собственное вслух.
Как у Дона казаки поселились
Как у Дона, у реки
Поселились казаки.
Ой, давным-давно, давным-давно!
Дал им батька Тихий Дон
Волю, землю да кордон,
И забот – полно, полным-полно!
Гридней стан да поляниц
До границ возрос станиц,
Ой, давным-давно, давным-давно!
Токмо их судьбы сума –
Орды басурманской тьма:
Ой, вокруг темно, темным-темно!
Казаку – надёжный конь
Друг-товарищ испоконь:
Ой, давным-давно, давным-давно!
И в лазоревой степи,
Где зарёй восход кипит,
На Дону вольно, вольным-вольно!
Пика, стрелы, гибкий меч,
Сабля, «турка»* да картечь –
Ой, давным-давно, давным-давно
Защищают казака,
Коль рука его крепка да
Братство вкруг – сильно, сильным-сильно!
Как у Дона, у реки
Поживают казаки:
Ой, давным-давно, давным-давно!
Готовы; таперь и впредь
За Отчизну помереть!
Что там смерть? А впрочем, всё равно!
* «Туркой» казаки называли турецкое ружьё (авт.).
Птица Песня
Как на крыльях ветра песня прилетела
В край донской привольный, в вотчину мою…
Песня прилетела, и с рассветом белым
До зари закатной я её пою.
Села на заборе, обвела округу
Птица Песня взглядом, полным доброты,
Чтобы распахнули мы сердца друг другу,
Чтоб со мною эту песню спел и ты.
Лошади пасутся на далёком поле,
Тихий Дон на солнце золотом блестит.
Над родимым краем, на казачьей воле
Эта Птица Песня на крылах летит.
Кто её увидит, кто её услышит,
Кто – и в сердце впустит, и умом поймёт,
Для того и небо это станет выше,
И цветы прекрасней, и вкуснее мёд.
И добрее люди, и счастливей дети,
И всё лучше будут спориться дела.
Птица Песня дальше полетит по свету,
Промелькнут на счастье два её крыла…
* * *
Осень парков шёлк позолотила,
Уложила наземь бархат трав.
Я сегодня о тебе, о милой,
Думаю с улыбкою с утра.
Глаз твоих бездонность вспоминаю,
Локонов душистую копну.
Я тебя и знаю, и не знаю –
В миг, когда из прошлого верну.
Прошлого… с прекрасным силуэтом,
Где играют тень и полутень.
Я наверно не был бы поэтом,
О тебе не вспомнив в этот день…
Ты не родилась: в одно мгновенье
Бог тебя явил во всей красе!
Поздравляю с Днём Возникновенья,
Самая прекрасная из всех!
В есенинском Константинове
Вот и ты, моя литературная Мекка:
Край берёзовый и рябиновый!
Весь поэта и человека –
Константиново!
Всё тут дышит есенинским словом и слогом,
В русском сердце вмиг отзывается.
Расскажу-ка ему о многом…
Впрочем… знает сам
Обо всём он: что можно, и что нельзя…
Разве был я так откровенен с кем?
Даже в небо глядят тут мои глаза
По-есенински…
Спасибо барину
Облагодетельствовал барин нас
Нежной заботой и вниманием!
Век не забудем, станем петь сей час
Песню хвалы да процветания!
Каждому барин преподнёс дары:
По чарке водки, по ведру зерна.
Сказал: «Должно хватить вам до поры!
Вот только где она, ой, где она?!!»
Спасибо барину: не дал пропасть,
Не дал опухнуть с голодухи нам!
Устами дай к твоим перстам припасть
Усёй дяревней Пустобрюхино!
Пущай ишшо жиреют закрома
Твоих хором святой обители.
Пройдут морозы, утекёть зима,
Уйдём мы – тольки нас и видели.
Пойдём на Дон, велику вольницу,
Кто будет жив… Дай, Боже, яри нам!
Свободою душа наполнится:
Не раз тебя мы вспомним, барина!
А коль не выдюжим – схоронють нас,
И на погосте, с завыванием,
Споют, кто выживет, для барина
Песнь и хвалы, и процветания!
Придёт весна…
Когда-нибудь придёт весна:
И треснет лёд, и снег растает.
Вновь нежной зеленью она
Птиц перелётных встретит стаи…
Польётся сладкий аромат
Цветения садов повсюду.
И песнями вас донимать
Я больше никогда не буду…
В суровый час отправлюсь прочь
За бесконечным снегопадом.
Завоет по-собачьи ночь,
А вам по мне грустить не надо.
Когда-то нас судьба сведёт,
И все мы свидимся, быть может…
Растает снег и треснет лёд,
И солнце душу растревожит.
При встрече всё вам расскажу:
Чем жил, что прихватил в дорогу…
И как переступил межу
От дома деда – в Кущи Бога.
Прощайте!.. И не вам судить:
И не о том, и не об этом!..
Я не подлец и не бандит,
Я жить любил и был поэтом…
Как быстро стали времена
Сменять друг друга, пролетая.
Когда нибудь придёт весна:
И треснет лёд, и снег растает…
Холодает
Холодает, смолкает, тухнет,
Люди, вдаль уходя, мельчают…
Я сижу за столом на кухне
С неизменным стаканом чая.
На окошке с морозной гжелью
Оставляю тепло от вздоха…
Без меня тебе неужели
Так же в сумерках зимних плохо?
Тоже где-то одна с гитарой
Ты грустишь и поёшь, как профи,
И на блеклой скатёрке старой –
Неизменная чашка кофе…
По губам расползлась помада,
Со слезами тушь на пол катит…
Я прошу тебя, ну, не надо,
По ушедшему плакать хватит!
Мы ведь думали: мир не рухнет,
Так в разлуке всегда вначале…
И теперь мы – на разных кухнях:
С чашкой кофе, стаканом чая…
Расстояние между нами
Всё никак не сократится…
Наши души летят за снами
Друг ко другу, как будто птицы…
Прогулка по снежной роще
Я сегодня по зимнему лесу гулял
И морозом дышал: надышаться не мог…
Снег – прекрасней изысканнейших одеял,
Им всю землю укрыл милосерднейший Бог!
Каждой веточке не пожалел серебра
И развесил сосульки из замерших слов…
Если это была бы – всего лишь игра,
Что тогда – настоящая Божья Любовь?
С каждым шагом моим снег уверенней пел,
Улыбался, ни искры глазам не жалея.
Мне казалось, что он неестественно бел
И что нет ничего в этом мире белее…
После – долго ещё я в раздумьях стоял,
Восхищение в сердце не знало предела…
Из ладоней своих, как из лучших пиал,
Снег я ел с наслажденьем искрящийся, белый…
Нельзя забывать…
Наши прадеды жили по Ведам,
Деды – по Библии и по Талмуду,
Наши отцы – по великим победам,
Мы – по какому-то «русскому чуду».
Нас не пугают – ни «тонко», ни «ломко»,
Кто-то читает «Китаб-и-Агдас»*…
Как будут жить, интересно, потомки:
Те, кто пришёл и придёт после нас?
Хочется в самое доброе верить:
В лучший из всех уготованный путь!
Пусть распахнёт Вездесущий им двери,
С совестью пусть наши дети живут.
Нас не клянут… Да и, впрочем, что толку?
Каждый – как хочет и может – живёт…
Важно – не стать ни овцою, ни волком,
Быть человеком – на годы вперёд!
Что наши деды и наши прадеды?
В прошлом – сердца, а в грядущем – глаза!
И ни про Веды, и ни про победы
Нам забывать – ни на время – нельзя!
* Китаб-и-Агдас или А гдас – святая книга в религии Бахаи, написанная Бахауллой в Акко в 1872-1873 годах. Содержит свод основных законов религии (ред.).
Обрести себя
Мы всё время куда-то спешим,
Постоянно чего-то хотим…
И совсем ничего для души
Не находится в этом пути.
Не меняется скорость у рек
И желанье деревьев расти…
Но иначе совсем – человек:
Постоянство у нас не в чести…
Нам бы что-то ломать и крушить,
Снова строить, творить, вытворять…
Не умеем иначе мы жить,
Так идут дни и ночи подряд.
Тщетно час ожидает душа
Нашей жизни покоя в пути…
Вряд ли сможем мы жить не спеша,
Чтоб себя в суете обрести…
Племя иваново
Жить любовью мы учимся заново,
Своего не отдав и чужого не взяв.
Многочисленно племя иваново,
Ни объять, ни пленить его силой нельзя.
Только искренностью и сердечностью
Можно пыл наш славянский легко укротить.
Русь, граничащая с бесконечностью,
Сонмом Вышних является в мир во плоти…
Не бряцающая зря оружием,
Песней-пляской, хлеб-солью, Глаголом святым,
Холожением лёгким простужена,
Заплетаешь берёзы цвет в волосы ты.
Ну а коли любовь твою вящую
Возжелают во зло супротив обратить,
Ты покажешь свои настоящие
Удаль-разудаль, силу, сноровку и прыть.
Ой же, Русь ты моя ненаглядная,
Разве ж зла ты желаешь на свете кому?
В хохлому, гжель и жостку нарядная,
Как же сердцу близка ты всегда моему!
Пусть кому-то мы кажемся странными,
Даром чувств дорожа и свободой сквозя.
Нас не зря называют «иванами»*.
Без любви в наши земли и души – нельзя!
* Иван – имя древнееврейского происхождения, означает: Бог
смилостивился, дар Бога (ред.).
Это всё ветер
Смотришь в глаза мне и просишь: «Не плачь!»
Разве ж посмею? То – просто ветер…
Я ведь о боли своих неудач
Не расскажу никому на свете!
Ливни пройдут и уляжется вихрь,
Оттепель сердце лаской согреет.
Нам не делить эту жизнь на двоих,
Нас вообще просто нет, скорее…
Зубы сцепились и сжался кулак,
Танец тоски заходил на скулах…
Первой позёмкой зима прибрала
Всё, что осенним ветром надуло.
Где ты, безжалостный жизни палач?
Видно, на горе тебя я встретил…
Что ты твердишь всё: «Не плачь… Не плачь!»?
Это не слёзы: это всё – ветер…
О жизни, что ли?!
Мы живём на одну зарплату,
По-другому жить просто нечем…
Только счастье не в царских палатах –
В душах искренних человечьих.
Тех, кто мне возразит: ну, что же,
Это их меркантильное право.
Мы, конечно, питаемся тоже,
Нам хватает – и Богу слава!
Жизнь со смыслом прожить – так важно:
Не тщеславно, не бестолково…
Не в конторке душонкой бумажной,
Выверяя казённое слово,
А среди ароматов лета,
И снегов, города заметших…
Впрочем, кто б понимал поэтов…
Этих, как их там, сумасшедших?
Меж полями…
Меж полями ржи да брани,
Снова мир стоит на грани,
Под ногами – зыбкий пласт земли…
Нет, теперь войны не будет:
Просто, в Бездну канут люди,
Наблюдая вспышки издали…
Дрогнут каменные стены
Перед огненной геенной,
Распахнутся в мир иной врата.
И сойдёт огонь великий
Под рыдания и крики,
А затем наступит чернота.
Мы бы смерти избежали,
Если б жили по скрижали,
Почитая Господа Завет…
Только слишком много ныне
У держащих власть – гордыни,
А богобоязни в душах нет.
Может быть, ещё не поздно
Не травить планеты воздух
Боевых не посылать ракет?
Разве плохо нам живётся
В мире, где луна и солнце?
Ведь другой такой планеты нет!
Мы грозить друг другу можем:
Просто, лезем вон из кожи,
Но на что надеемся, глупцы?
Что признается вдруг кто-то,
Что он сам и есть гидота*,
Взяв кобылу правды под уздцы?
Мы наивные, как дети:
Верим, что на этом свете
Можем бесконечно сеять зло!
Мы друг другу угрожаем,
Лучше б хлеба урожаем
Поле битвы страждущим дало.
* Украинское: гадость; мерзость; погань, мерзавец (ред.).
Ветер я…
Когда-то был я ветром предрассветным,
Немой восторг: простор: – лети, играй!..
Но мир вокруг менялся незаметно,
Куда теперь ты делся, детский рай?
Свободой жил… и нагулялся вволю:
Другим ветрам гулять пришёл черёд.
Отныне – им курай** гонять по полю,
А нам: да что там – жизнь своё берёт!..
И даже если мы ещё в потоке,
Он соразмерен: время, средства, цель.
И все мы в нём, по сути, одиноки,
С той разницей лишь: кто насколько цел.
Чего у Бога только мы ни просим:
Богатств, успеха требует душа…
А мне бы – снова ветром в эту осень
В рассвет ворваться, волею дыша!..
И вот стою я, вновь расправив крылья,
С далёким прошлым заключив союз.
И сверху, в час заката, от бессилья,
Пасть бездыханно наземь не боюсь!
Честное…
Я с рожденья богат – Белым Светом,
Но скажу вам, свободные птицы:
Если б мне не родиться поэтом,
Лучше б мне вообще не родиться!..
Пусть не буду я лучше и хуже:
Глуп, кто меряет качество строчек…
Мне их ценз абсолютно не нужен,
Я к уделу привык одиночек…
А поймёте меня – не поймёте:
Это ваше сердечное дело…
Разве спрашивают в полёте:
Так ли стая на юг полетела?
Слышу вслед: «Не пиши – если можешь!
Пусть другие – кто краше, да круче!»
Я плюю в их довольные рожи
И в глаза их со взглядом колючим!
Только солнца лучам на ресницах
Улыбнусь, распахнусь весь при этом…
Я б хотел вообще не родиться,
Если б Бог мне не дал быть поэтом!
Я – зеркало…
Я тонко отражаю мир вокруг:
И ширь земли, и высь путей небесных.
Добру – добро я, и для друга – друг,
На зло бы только мне со зла не треснуть!
Ведь никогда не стану я служить
Подонкам, подлецами и негодяям.
Моё стекло их душ не отразит:
Они во мне утонут и растают.
И не пугайтесь, коль за вами вслед
Не стану повторять телодвиженья:
Ведь я иначе преломляю свет,
По-своему давая отраженья.
Могу в улыбке распознать оскал,
В глазах – тоску и зависть, и тревогу…
Я не такой, как тысячи зеркал:
Я отражаю всё, что вижу – Богу!..
И если треснуть мне придется вдруг,
Скажите так: «Он был прямым и честным.
Он тонко отражал весь мир вокруг:
И ширь земли, и высь путей небесных…»
Преображение добротой
Излаивая, изрычивая,
Извизгивая и скуля,
Бродило бело-коричневое
Подобие кобеля,
Побитое не единожды
Бездомной людской братвой…
Хозяина пёс с надеждой ждал
Голодный, едва живой.
И как-то случилось: встретились
Сутулый старик и пёс.
Не много таких на свете ли? –
Наверно, пустой вопрос…
Улыбкой своей щербатою
Старик улыбнулся псу.
Бездомное братство спряталось
За чёрную полосу.
Безродный кобель, животное,
В глаза старика глядел,
Стал псом кровей благородных он,
А дедушка помолодел…
Идут по широкой улице
Ротвейлер и паренёк…
Народ в изумленье жмурится:
«Да как же вы так, сынок?»
Но рядом прошли под ивами,
Не вымолвив ничего,
Преображеньем счастливые,
Хозяин и пёс его.
Ольшанское детство
В ольшанской* колбасне у сельской дороги,
В пахучей, уютной и тёплой пекарне
Столкнулся я с детством своим босоногим
И был бесконечно судьбе благодарным.
Где друг мой Витёк – тот несносный мальчишка,
С которым на склад за гвоздями я лазал?
Где с запахом красок забавные книжки:
От стройных стихов – до таинственных сказок?
Всё тут… всё осталось у мельницы старой,
В замшелых камнях на тенистой аллее,
В бараке, где так же играет гитара,
Где пахнет картошкой и мебельным клеем.
И в парке, где липы, берёзы да клёны,
Где феи добро нам дарили в наследство.
Остался жить вечно беспечный ребёнок,
Которому снится ольшанское детство.
* Село Ольшанка Целинского района Ростовской области
(авт.).
Поколение Рок
Да, мы вышли из Пионерии
И успели пройти сквозь ад.
Сложным вирусом недоверия
Заразились сто лет назад.
Мы умели читать послания
Наших лидеров между строк.
Поколение непокаяния,
Поколение Рок.
Мы чужими росли идеалами,
Втихаря замутив своё.
Между рынками и вокзалами
Находили своё жильё…
И стучали гитары битами,
Каждый третий был – ас-игрок.
Поколение недобитое,
Поколение Рок.
В нас вначале кидали камни, но
Это лучше, чем быть никем.
Возрождались, сгорая в пламени,
Протестуя в каждой строке…
Но так странно: вписалась* жизнь за нас
И открыла нам сто дорог –
Поколению «невоспитанных»,
Поколению Рок!..
* «Вписаться» – молодёжный сленг 90-х: «защитить», «встать на защиту» (авт.).