Читаю Иоанна Богослова,
Завет святой, как откровение звучит.
Принять его воззрения готова,
Коль свято веришь, логика пусть помолчит.
Ведутся споры, видно, не напрасно,
Как откровения святые толковать?
Нелёгкий слог, но мысль звучит прекрасно,
Я погружаюсь в чтение – овладевать.
Не так легко идёт, как бы хотелось.
Цепь всадников возникла вдруг в ночной тиши.
Конь белый, а на нём Чума расселась,
Командует: «Мор страшный точно опиши!»
«Да что писать? Об этом всё известно:
Царица страшная, губила ты народ.
Но почему на лошади прелестной?
Тебе вполне бы подошёл и конь-урод».
«Цвет белый – это знак беды, бессилья,
Передо мной сникали крепости всегда.
В любую я без боя и усилья
Входила быстро, побеждая без труда».
На рыжем жеребце, как бы с опаской,
Вслед за Чумой в ночи явилась вдруг Война…
Понятно: запеклась и бурой краской
Людская кровь собой окрасила коня…
«Чего боишься? – я Войну спросила, –
Должны бояться люди, вроде бы, тебя?»
«Я начинаю тихо, малой силой,
Чтоб общим скопом не смогли убить меня…
Но быстро набираю обороты,
Когда я в силе, то страдает глупый люд.
Властям сама диктую повороты,
Мой дух жесток, коварен, он безмерно лют!»
На вороном вслед за Войною – Голод,
Ему вопросов я уже не задаю.
Мне всё известно: он могучий молот,
Раздавит всякого, гарантию даю!
Последней в этом ужасе-виденьи
На бледном жеребце сидит старуха-Смерть.
Вся в белом саване, как привиденье,
Что ж, встречу с ней придётся каждому стерпеть…
Все лошади смиренны и покорны.
Какие седоки взнуздали, бедных, их!
Хоть разной масти, кажется, что чёрной…
Досадно, страшно и обидно мне за них.
Читаю Иоанна Богослова
И Апокалипсиса всадники встают.
Ужасны все они и так суровы,
Что человечеству покоя не дают.