"Оно, конечно, Александр Македонский герой, но зачем же табуретки ломать?"
(Городничий, "Ревизор", Н.В.Гоголь).
Зафиксированный мольбертом неизвестного художника бескровный пейзаж грузинской демократии "Витязи в Ослиной шкуре"(Тбилиси, июнь, 2019 г., первая четверть XXI-го века) близок по манере исполнения сюжетов мрачного средневековья в эпоху разгула инквизиции. И поэтому воспринимается не как гротеск, а как обычная развязка очередного политического кризиса с выходом пляски оппозиции типа "Цыганочка" на фоне национальной деградации общества и глубокого социально-экономического кризиса.
Уже с первого, поверхностного, взгляда сюжет привлекает к себе хулиганов, бандитов, неплательщиков алиментов, искусствоведов аукциона "Sotheby's" и других уголовников всех мастей.
Эффект подлинного драматизма достигается автором как подробным изображением деталей физиономий обозленных русофобией, голодом и разрухой закавказских бюргеров, так и огромными кулаками православных народных мстителей, размещенных непосредственно перед носом таких же единоверцев.
Предчувствие беды не покидает посетителей вернисажа, напряжение приближающейся развязки нарастает. Драматический трагизм происходящего художник усиливает изображением одного из персонажей, несущего несчастную жену на жертвоприношение жрецам, как бы символизируя веру в торжество надежды и любви. С точки зрения развития общественно-политического сознания простого обывателя, озабоченного проблемами национально-освободительной справедливости, патетическое значение произведения трудно переоценить.
Автор полотна в откровенной художественной форме как бы отдает самому себе, нам и всему мировому сообществу отчет в том, откуда на самом деле растут ноги беспредела, преступности и народной смуты. Исторический документ как бы являет собой ещё одно свидетельство трагической преемственности идеологии насилия и разбоя на большой дороге мировой цивилизации для всех времен и народов.
Но автор копает глубже. Из недр темных тонов заднего плана картины художник выпячивает наружу светлые, почти блаженные лица главных персонажей из ЦРУ, ФСБ и Моссада. Тем самым автор наивно верит в жизнеутверждающее начало и благополучный исход происходящего.
Поэтому легкими, то отчасти лирическими, то слегка ироничными, но, в сущности, всегда оптимистическими мазками художник оставляет нам надежду на благоприятный исход. Но, видимо не случайно, в центре композиции, в динамической композиции противостояния народных масс своему собственно избранному правительству и президенту, автор полотна подчеркивает грозную атмосферу неофеодального разгула вполне лояльной хаосу оппозиции, иллюстрирует нервную дрожь всегда недовольной собой реакции и бессилие морального террора.
Но несмотря на ещё не пролитую на полотне кровь, в пейзаже национального политического кризиса угадываются легкие иронические мазки контрреволюции, символично обозначенные художником флагами США, Европы и Украины. На переднем крае фронта картины - борьба Свободной Грузии одновременно за оккупацию со стороны США и НАТО и за подлинную независимость от Абхазии и Северной Осетии.
Художник как бы выжимает из нас слезу. Мол, хватит, натерпелись мы уже от этой свободы горбатиться своим трудом, хотим недобитой в Крыму Антанты, дешевых кредитов, дотаций, проектов интеграции с Европой, а также непримиримой борьбы с потеплением климата и международной обстановки. Хотим как все - много получать и ничего не делать.
Субъект насилия и разгула феодальной демократии на полотне как бы воздает должное сам себе, но не по заслугам. Он как бы в безысходном отчаянии спрашивает себя: "За что боролись, а на что напоролись?" Художник как бы аллегорически вопрошает:"Блин, а куда смотрит милиция, СМИ, доктор Геббельс и Центральное телевидение?"
Отсутствие окровавленных жертв полицейского террора на полотне как бы указывает на недостаточную политическую зрелость молодого художника. Но несмотря на наивную молодость автора, аборигены национального самосознания как бы по-новому начинают воспринимать свое никудышное социально-политическое бытие в условиях внутри национальных клановых разборок и не сложившихся торговых сношений с Россией, особенно, мандаринами, апельсинами и минеральной водой. Художник как бы подтрунивает над незадачливыми торговыми партнерами, с 2008 года искоса поглядывающих друг на друга со словами про себя: "Чтоб ты подавился!"
Художник, как отпетый идеалист, не лишен отдельных недостатков на отдельных от правды местах своей идеализированной картины. О Грузии по наводке ФБР и ЦРУ он знает только про "чачу", "Сулико" и "Витязя" не то в тигриной, не то в овечьей, не то в ослиной шкуре. И поэтому обобщает на полотне только то, что не видит, не знает, да и видеть и знать не хочет. Автор извращенно изображает только то, что невозможно пощупать руками. А ведь дамочку в руках революционера каждому нормальному посетителю вернисажа хочется пощупать лично.
Подлыми мазками как бы кровавых подтёков на лице аборигенов художник саркастически, как бы исподтишка, превращает пьяные рожи физиономий лица революционеров в аккуратно изуродованные кистью авторского макияжа морды.
Автор гротеска как бы ехидно ёрничает: "Вы будете смеяться, но дело дошло до того, что в драке за национальное самосознание в Тбилиси аборигены мочат аборигенов, а курящие соломку полицейские дают прикурить некурящим ментам". О, времена! О, нравы!
И в то же время, мрачной палитрой доминирующих темных тонов автор пессимистически как бы подчеркивает, что это не он своим творчеством, а экономическая коррупция и некомпетентность политиков Грузии и России довела страну Сталина, Берии и Великого Тариэла Гурамовича Ониани (известного вора в законе по кличке "Таро" - дай Бог ему здоровья!) до голода и разрухи, а полицейских - до милицейского мордобоя.
Фараоны недобросовестно сделали своё кровавое дело. Но даже у пассивного созерцателя драматических событий на полотне невольно возникают вопросы: "кто виноват?" и "почему не я это сделал?" Ведь даже хищники не поедают своих. А тут пацифисты калечат себе подобных. Художник глубоким, полным трагизма мазком кровавого оттенка ставит ребром философский вопрос о формах борьбы за выживание обреченно вымирающих никому не нужных - ни России, ни США, ни НАТО популяций.
Автор живописного холста невольно заставляет нас задуматься о том, что если так и дальше пойдет, то вовсе не исключено, что проголодавшиеся не от щедрот МВФ, ООН, ЕС , НАТО и США аборигены могут пойти приступом на местный парламент с российским триколором или со стягом Украинского Юмористического Королевства. Например, с лозунгом: "Даешь грузинам войну, чтобы они могли сдаться в плен врагу на полное социальное обеспечение!".
Восток дело тонкое. Рассматривая шедевр вооруженным глазом операторов западных СМИ, осиным роем отображающих тонкости постановки спектакля закавказского бытия на прибалтийский манер, невольно понимаешь, откуда пришла варварская привычка стрелять резиновыми пулями в голову, размахивать перед органом обоняния грузинских трудящихся мандариновых плантаций свинцовыми кулаками, лупить резиновой дубинкой по башке, а также грабить продуктовые лавки и швыряться последним дырявым ботинком в президента.
Как говорят эстеты и критики в близких к искусству выживания кругах, "когда по лицу ещё не течет кровь, воробьям и пушкам лучше помaлкивать..."
Сквозь пенсне глядя взглядом созерцателя на происходящее, в глаза посетителей вернисажа бросаются возможные драматические последствия - кровная месть на темпераментный балтийский манер. То есть, сопливое молчание в тряпочку.
Но художник бодрящими, оптимистически радужными мазками отсутствия крови на полотне как бы призывает не впадать в отчаяние. Напротив, в своих творческих предположениях с помощью мольберта и кисточки он намеренно оптимистично выставляет напоказ лишь американские и украинские флаги. Он как бы вопрошает: а что они там делают? И где, в таком ПОЗОРНОМ случае, флаги ЛИВИИ, Туниса, Ирака и СИРИИ, как звенья одной кровавой цепи? Художник молчит. Уж не потому ли, что наверняка знает. Тем самым автор как бы внутренне оппонирует упадническому духу похожего чем-то на события в Грузии известного полотна Верещагина с горой скальпированных черепов.
Этим автор оставляет нам тайную надежду на то, что в будущем душевно раненых дубиной по башке грузинских аборигенов будет намного меньше, чем наповал убитых горем российских мигрантов и оккупантов.
Намеренно избегая использования кроваво-красных тонов палитры, автор тем самым как бы объясняет свою гражданскую позицию: дескать, нападение на жертву не опасно для её здоровья, а только для жизни, и поэтому не может преследоваться по закону (ст.164 УК РФ, "умышленное уничтожение или повреждение предметов, не имеющих особой ценности"). Сочувствуя горю обездоленного народа, автор в художественной форме как бы разделяет его судьбу.
Однако лирически немного жаль, что по человеконенавистнической драматичности сюжета картина явно конкурирует с такими шедеврами кровожадной живописи как "Витязь в тигровой шкуре", "Утро стрелецкой казни" и "Иван Грозный убивает своего сына". И поэтому ей самое место в заказниках ГД, Лувра, Эрмитажа, Прадо. Но лучше - в сырых подвалах Лубянки.