Над Гоби марево землю покрыло -
Из-за Стены караван
Ведёт, спотыкаясь, погонщик Бессильно - он миражем обуян.
"Скорее-б Орду.. До него бы добраться,
Устал я от дани такой!
Они презирают, но все-же боятся,
Нарушить шаньюя покой.
Бессильны крестьяне, коль воины Неба
Заявят свои права.
Ведь Хунн был рожден ради крови - не хлеба,
Так что-же моя голова
Болит от капризов гнилого китайца?
Не проще её отрубить?!
Жаль, долг не позволит... Такого "красавца"
Без лика шаньюя убить".
Споткнулся кули, паланкин растревожив -
И жестом велела рука:
Казнить незамедлив! Ни в чем не тревожить,
Посланника Неба! Пока
Не придубет он в срок, к повеленью,
Девиц подарить и шелка,
Владыки от хунну такое решенье -
Покуда надежна рука
Он правит народом, он правит улусом
Свободных бойцов-тенгриан,
Кто ван ему? Мелким полуденным гнусом
Властителем собственным дан.
Вот ставка-Орду - становись на колени,
Сынок шелконосных чинов!
Ползи меж костров и шарахайся тени,
Спасенье ища между слов.
Вот, приняли дань. Посчитав, улыбнулись,
К шаньюю на пир пригласив.
Неужто удача тебе улыбнулась,
Дать шансы для жизни решив?!
Вот вечер. Одев свое лучшее платье,
Торопишься место занять,
Но сильные руки шаньюевских братьев,
Тебе говорят, где искать
Свой мяса кусок и архи получашу,
Ты данник - удел свой прими!
Но кто же там шелком узорчатым пляшет,
Ужели Назым?! Не гори,
Ты сердце китайское хуннской царевной,
Но все-же надежда живёт!
И ван от архи опьянев на мгновенье
Стремится в последний полет:
"Будь здрава, ханша! Я увидеть пытаюсь
Твой танец. Сними же шелка!
А коли тебе, я, принцесса, понравлюсь -
То золотом будет рука
Звенеть моя. Слитками или монетой
Я танец тебе оплачу.
Так что-же ты встала? Забудь о заветах,
Пусть будет, как я захочу!".
Принцесса присела от слов на мгновенье,
Притих и шаньюевский пир...
Кинжалом по горлу открылось решенье,
Простое. Степное, как мир,
В котором росла ясноглазая дева,
Чей взор от Луны берегли,
При этом уча, что ей делать в набеге -
Осталось ли это в крови
Казашек, что правнучки дочки шаньюя,
Неужто не помните вы,
Что вызов и смерть никого не минуют?
Шелка же не вечны - увы...