Ночь подкрадётся, ветер прорвётся, храпом зальётся сквозь сап человек, тучно и нехотя перевернётся, скрип от кушетки, испарины след. Ветхая мебель без дверцы и ножек, шторы убогие стёрты до дыр, в грязном столе нержавеющий ножик, заплесневевший, обгрызанный сыр. Тело покатое медленно дышит и поторопится сон наверстать, звуков блуждающих изредка слышит и продолжает всю ночь выпивать. Сапом протяжным слюна пузырится и растекается по бороде, светом фонарным по стенке двоится, перемещаясь к сквозной пустоте. Пол отпаркетился при Сталинизме, да позабыл, что такое ремонт, веря идейностям, старой Отчизне, предоставляя зашедшим проход. Просто дыра, глубиною до метра, вязко вмещала пространство внутри, глубже пройдя сверху - вниз километра плотно вмещала домов этажи. Кровью багровой бурливые реки сопровождали этапы пути, цепкие руки, опухшие веки, всем управляли немые мозги.
Как мог попасть человек в жуткий Омут, слабо во сне впопыхах понимал, освободить уже силы не смогут и проплывая в крови утопал. Если поймается чудом ребёнок, от любопытства без дела шагнёт - в раз поглотит взбудораженный Омут и сердобольная мать не спасёт. В старой квартире под маскою пьянства, жил одинокий, смурной человек, немногословен, без склоки и хамства службу несёт за прожиточный век. Камень массивов эпохи винтажной, грозно стоит отраженьем в реке, дьявольский облик, роскошью важной, старой Таганки, на высоте.