Подборка в лит. газете Литературн. Крым 21-22 2011

Василий Толстоус
Подборка стихотворений в "Газете литературной и общественной мысли "Литературный Крым"" (г. Симферополь, №21-22 (383-384), ноябрь 2011 г., стр. 3)




           «Поэтическая гостиная» встречает гостя из города Макеевки – известного поэта Василия Толстоуса, автора восьми поэтических книг, члена Межрегионального союза писателей Украины, Конгресса литераторов Украины, лауреата Международных литературных премий имени Михаила Матусовского, имени Виктора Шутова, имени Владимира Даля.
           В творчестве Василия Толстоуса присутствуют авторская взволнованность, выразительность, разнообразие, наполненность и особый внутренний поэтический код. Именно о таком творчестве когда-то сказал Леонардо да Винчи: «Живопись – это поэзия, которую видят, а поэзия – это живопись, которую чувствуют».
           «Поэтическая гостиная» желает своему гостю, поэту Василию Толстоусу, новых поэтических удач и находок.

                Анатолий МАСАЛОВ
                член НСПУ, Лауреат Всероссийской премии им. Н.Гумилёва 



***
Мягкой лапой коснутся беспечные сны.
Тронет образов зыбких движение.
То ли грусть, то ли ветер ночной. Не ясны
лица фей, что иконных блаженнее.
Чей-то вздох как полёт неживого листа.
Лампа, светом пронзая, качается.
Глубже сон. Беспокойная лампа, желта,
ловит отсветы старенькой чайницы.
На столешнице сахар рассыпанный спит,
бросив искры на бронзу плечей её –
той, что с феями празднуя холод орбит,
в недоступном уму вовлечении…
Чуть дыша, сторожу угасающий сон,
осыпаемый жёлтыми искрами –
им велю я летать и парить над лицом,
над губами, обманчиво близкими.
Лампа скрипом в тиши продлевает печаль,
что от чувства нежданного плещется.
Бьётся малая жилка в ложбинке плеча.
Держит мир на трёх лапах столешница.


ШТОРМ

Барашки волн, истрёпанные в клочья,
летят в испуге, с ветром наравне.
Нежданный шторм истошен, озабочен
свирепостью, уверенностью в ней.
Одни – стрелой ныряющие – чайки
вершины волн уверенно насквозь
пронзают, и легко необычайно:
как острый нож – бумагу или воск.
Взлететь готова старая палатка –
не удержать распоркам и крюкам.
Морская пыль – солёная на сладком –
стекает с виноградного листка.
Взрастает сила в выдохе и вдохе.
Размахом шторма лёгкие полны.
Лишь маяка далёкие сполохи
надломят ожиданием вины.


ВЕСТЬ

Лихая весть легка, воздушна,
негромко воет, словно пёс.
Засовы взламывать не нужно –
вечерний ветер в окна внёс.
Её избранница прекрасна:
улыбка, взор не замутнён. 
Дыханье штор волнообразно,
и – то ли ветер, то ли – стон.
Наверно, надо было что-то
свершить такое… Но никто
не смог, а все вполоборота
сидели сразу и потом,
когда она вокруг летала,
дыханьем вея ледяным.
Как будто воздуха не стало,
и лишь предчувствие вины.
Одна избранница сидела
с улыбкой, словно бы во сне.
Качалась штора то и дело,
и ветра не было за ней.


СМЕРТЬ

Умолкли птицы. Небо словно выше.
Звезда прожгла мерцанием простор.
Беззвучный вздох – полёт летучей мыши.
Затих дневной досужий разговор.
Повсюду тени. В бликах мостовая.
Незримо шевеление листа.
Мелодия вечернего трамвая
так непередаваемо проста –
но вдруг ушла, закончилась внезапно…
Остывший воздух дрогнул невзначай:
тупым стеклом по вечности царапнул
ночной мопед, стеная и стуча,
сжимая звуки в шорохи и звоны...
…И движется, смыкается, страшна,
из каждой щели, тонкой и бездонной,
бескрайняя, сплошная тишина.
Одно лишь сердце с болью и тревогой
наружу рвётся, зная наперёд,
что рядом, здесь, без света и дороги
землёю Смерть полночная плывёт –
её уснувшей тёмной половиной,
и выбирает время сладких снов.
Беспомощный, виновный ли, невинный,
и млад ли, стар – для Смерти всё равно.      
Застыв, стою. Она струится мимо,
касаясь мягко полами плаща.
...И до утра, до спазмов, нестерпимо
немеет ниже левого плеча.


***
Под ветром листья падают и льнут
к щекам целованным, горячим,
а тучи обещают седину
снежинок. В городе незрячем
ни солнца, ни луны. Бессонный дождь
стекает струйками за ворот.
Не прекословлю: встанешь и уйдёшь –
завесой влаги скроет город.
Улыбка невесома и легка.
Рука в руке моей недвижна.
Расстаться не осмелишься никак,
уйти непонятой и лишней –
и стынешь в ожидании тепла.
Ноябрь шалит напропалую, 
дождём сечёт: мол, есть, не истекла ль
печалью робость поцелуя?..
Дождь, в зиму уходя, омыл лицо.
Расстаться нам уже нет силы.
Снежинок роем – белою пыльцой
обнявшихся запорошило.


ПРОШЛОЕ

Неуверенность. Неизмеренность.
Из стакана, качнувшись, вода...
Было молодо, было – зелено.
Не отходчива только беда.

Завернувшись в остывшие простыни,
не спасёшься. Но ищет рука
беспощадно ушедшее прошлое,
что не хочет остаться никак...
Мысли дробно грохочут, предатели –
как ни жми кулаками виски –
я их тоже убью, обязательно:
но ведь как же приятны... низки...
Спит в окошке Большая Медведица.
Звёзды медленно, тихо летят,
шепчут: "Нужно ответить – ответится
каплей жизни, бегущей назад".
Но за что отвечать – за любимую?
за прошедшие в спешке года?
Просто ветер расшвыривал мимо их –
не туда... не туда... не туда...

Переменчивость. Неоконченность.
Устаканенный бытом уют...
А вдали, в заброшенных отчинах,
и теперь ещё счастье дают.