Этот город не считает до миллионов
И равняет к одиночеству быть ничей.
Здесь осеннее пламя летящих клёнов
Заглушается свечками тополей.
Разойдётся в апреле на маленькие задатки
Пуд тепла, заменив сапоги на кеды,
А черёмуха снежная на лопатки
Вновь уложит в мае ко Дню Победы.
Ты - посылка, объявленный срок - как ценность,
Грязных станций смотрители тянуться придержать,
И за твою красоту, да хотя бы древность
Мне тебя больше не хочется забирать.
Твоим псам не хватает на коммуналку,
Каждый день пропивается как суббота,
А внутри тебя - свалка, и сам ты готов на свалку.
Здесь как будто бы все одного помёта.
Ну так иди же к чёрту, прекрасный город.
Не оттого ты ссохся, что голодал,
А оттого, что хвалёный культурный голод
В этот обед сто лет тебя не терзал.
К чёрту подвалы с выгнутыми перилами,
Руки чужие на вылинявшей джинсе,
Ямы в заплатках сколоченными настилами,
Всех, убеждённых в том, что должны им все.
Помнишь, когда-то и клумбы сажали в срок,
Нынче выкапывать нежно идёт работа -
Перенести. Не взрастили запасов впрок.
Кажется, к нам опять прилетает кто-то.
Не расстегнув до конца лифтовой затвор,
Ты обостряешь моё боковое зренье.
Переходящую улицу, сквер и двор
Ты научил надеяться на везенье.
Помнишь, когда торфяные выхлопы укрепляли
В речи моей неуютный другому "вши",
Я любила, но шкуру проев, застряли
В теле твоём - тараканы, клопы и вши.
Весь иззудись, а не вытравить насекомых,
И пересытившись вдоволь твоей мотнёй,
Я предпочту читать твоё имя в ряду знакомых,
Нежели впредь гордиться и быть роднёй.
Передавая в память худой девчонки,
Я констатирую смерть, ты застыл, погиб
Меткой в поблекшей выписанной картонке
Цвета болотной тины в один загиб.