ИСПОВЕДЬ. Книга 2, часть 2. Любить? Или… Ненавидеть? / Виталий Иванов. – СПб.: Серебряная Нить, 2019. – 174 с.
http://russolit.ru/books/download/item/3961/
Листалка. Читать:
http://pubhtml5.com/eail/yjws/
ФОТО В КНИГЕ
____________________________________
10.1980 Зима Парголово
И вот начались самые сложные годы жизни моей.
Лена то уходила к Панкратову, то возвращалась ко мне. Когда терпеть пьянку было невозможно уже совершенно, Панкратоф был совсем никакой, родители приезжали и клали его в больницу, Лена возвращалась ко мне. А когда Андрея подлечивали немного и отпускали, к нему.
Это несколько упрощенная схема, но в целом было примерно так.
Где-то в октябре-ноябре мы решили с Леной соединиться, и я снял комнату в Парголово. Малюсенькую, 9 метров. Пол часа от автобусной остановки, тогда вообще трудно найти было комнату, а может, я не знал где искать. Мне кто-то подсказал - на Светлановской площади. Ездил туда несколько раз и нашел, наконец, договорился. С деньгами, понятно, было не очень, что тоже имело значение.
И вот втроем с Леной и Сашей мы обосновались на зиму в этой комнатке, где кроме нашей узкой кровати и Сашкиной кроватки, был маленький столик и шкафчик. Всё. Пол метра на метр, где можно было стоять. Один стул. Деревянный одноэтажный домик с котлом, было тепло. Это да.
Снимались еще две комнаты. В одной жил Володя, я о нем расскажу. В другой неизвестная нам семья, был другой вход, мы с ними не пересекались.
Саше было два годика. Удалось устроить ее в садик. И я каждый день по будням, в любую погоду, зимой бывал мороз больше 20-ти градусов, на руках нес её до автобуса километра 2,5. Потом автобус не так часто ходивший, еще пол часа или больше до Гражданки, садик был недалеко от Лениной квартиры на Гражданском проспекте. А потом ехал во ВТУЗ или ЦКТИ. Вечером забирал из садика и обратно в Парголово. Иногда забирала Лена.
И вот мы ютились в этой комнате длинными зимними вечерами и по выходным. Если удавалось пристроить Сашку бабушкам, вырывались на свободу. Бывало по-всякому. А так читали, играли в карты, не на деньги, конечно.
Сосед Володя моего возраста или чуть старше. Лицо странное. Я не очень на лица внимательный, но не мог долго понять, в чем же дело. Оказалось, совсем лысое, ни ресниц, ни бровей. И парик. Он сам однажды признался, волос у него не было нигде вообще.
Оказалось, он из уральского или сибирского городка. Когда было ему три года, в городе или недалеко от него взорвался завод, небольшой атомный взрыв. В те времена, в 80-ом году, не говоря уже о 50-ых, ничего не сообщалось, никто деталей не знал вообще, даже про взрыв. Ничего с ним страшного не стряслось. Понятно, он мало что помнил. Однако в 16 лет неожиданно, чуть ли не за один день у него выпали все волосы. Абсолютно везде. А так всё было у него хорошо. С париком, если не присматриваться, ничего незаметно. Улыбка еще иногда только странная. Я не заострял на этом внимания, но, возможно, так улыбаются маньяки, слащавая такая улыбочка. Потом уже об этом подумал.
И вот однажды получилось так, что я вернулся в Парголово пораньше. Сашу должна была забрать Ленина мама. В нашей комнате Лены нет. Захожу к Володе в соседнюю спросить и вижу, они сидят на диване, кофточка у Лены расстёгнута, Володя держит в руке Ленину обнаженную грудь и ей что-то показывает внизу. Как потом выяснилось, порнографические картинки. У него их был чемодан средних размеров.
Я его сразу стал бить. Лена - кричать. Всё, как в кино, мол, ты неправильно понял. Мы чисто по-дружески.
Ага. И я тоже – по-соседски, по-дружески.
Володя лишь прикрывался. Вообще-то физически он мне не уступал. Но правда была на моей стороне. И понятная ярость.
Нескоро я успокоился… Тогда Володя достал две бутылки вина. Мы вышли на морозную улицу, выпили по стакану, другому… и неприятность развеялась… ненадолго.
В начале лета Володя заговорил о шабашке. В Ленобласти есть объект, на котором можно было бы заработать. Деньги, понятно, нам были нужны. Мы довольно быстро договорились. Я предложил Валере Каминскому, и был с нами кто-то еще, всего человек пять.
Некоторые споры возникали, кто будет руководить. Но это оказалось неглавным. Главное был – объект. Строящийся коровник. Причем бетонный, а не деревянный. Скелет из железобетона уже был поставлен. Нам надо было укладывать крышу. Все бы хорошо, работа, возможно, была денежной, но… Когда я залез по шатающейся приставленной лесенке на крышу с железными стропилами, меж которых зияли дыры в несколько метров, а внизу, метров десять под собой увидел угловатый бетон столбиками и торчащую толстую, острую металлическую арматуру, мне стало нехорошо. С большим трудом я спустился. Сказал ребятам, это не для меня.
Я всегда не любил высоты. Не то, чтоб боялся, но меня непреодолимо тянуло вниз, завораживало. Боролся с трудом.
Интересно, что Володя заранее не рассказывал об объекте, но отношение моё к высоте знал. По какому-то случаю ему я об этом рассказывал.
В общем, мы не стали работать на этом объекте. Взяли с Валерой вина, мы давно с ним не виделись, сели в электричку и играли в гусарика преферанс. Валера, конечно, расстроился, чего не скрывал… Но этот объект, на котором явно кто-то из нас мог остаться нанизанным на арматуру, как на шампур, или разбившись о бетон в лепешку, тоже ему не понравился.
Мы никогда не были альпинистами.
После этого прошло несколько дней, и Володя предложил нам с Леной экскурсию в Саблино по пещерам. Буквально нас заманил рассказами как там интересно и здорово. Я в пещере однажды был – на реке Белой, в походе. После 9-ого класса. Капова пещера. Да, это было тогда хорошо, интересно. И мы согласились. Почему нет? Саша была на даче с Лениными родителями, на выходных мы свободны.
О маньяках я как-то не думал… Оказалось, напрасно. Случай с крышей свинарника должен был насторожить. Но я всегда до последнего верил людям, не подозревая в них худшего.
И вот… Володя завел нас - куда, дальше некуда. Фонарики погасли один за другим, осталась только толстая свеча, прошло часов шесть как мы вошли в пещеры, если не больше. Пришлось отобрать карту пещер, нарисованную примитивно, условно – как в ней разбираться и какова её подлинность? До этого Володя говорил, что всё знает, куда нам идти, надо только забраться поглубже, в самое интересное место. А потом неожиданно заявил, что на самом деле он заблудился… и… нам лучше расстаться, чтобы порознь искать выход. Он, мол, с Леной направо пойдет, а ты (то есть я) налево попробуешь… поискать. Будем перекликаться.
Но свеча-то была одна!
Пришлось всё взять на себя. Володю я старался за спиной не держать, памятуя, что у него большой нож, который, как он сказал, «колбасу нарезать». Во мне уже прорезались сомнения.
Итак, Володя шел первым. За ним Лена со свечкой. И последним я с картой, осуществляя общее руководство.
Предложил идти, всё время поворачивая направо, держась за стену правой рукой.
И мы выбрались! К утру. Свеча давно не горела, мы шли в полной тьме, держась друг за друга. Я попросил Лену, чтоб она Володю не отпускала, держала покрепче.
Еле выбрались, проползав практически сутки.
Мне всё было ясно, Володя хотел оставить меня в пещере… избавиться от соперника, мужа.
Но в этом деле он не был профи. Поэтому не довел до конца.
Больной на голову человек! Куда бы не ездил, у него всегда с собою был чемоданчик с порнографическими открытками. Это мне Лена рассказывала потом, с его слов. Она тогда, надо сказать, пару раз помогла мне реально, а то бы я там мог остаться стараниями этого чудика.
Такие пещеры…
Вскоре мы съехали с этой комнаты. Не из-за Володи, а потому что Лена собиралась уезжать в Керчь. К тому же мать моя на месяц уехала в отпуск на юг. Квартира на Тихорецком оказалась свободной.
Приезжал как-то к нам в Кавголово Боря Довлатов. В разгар зимы, покататься на санках.
Представьте себе динозавра на санках.
Я об этом узнал, когда выяснилось, что Борю положили в больницу. Сломал ногу на первой же горке.
У Бориса была редкая аристократическая болезнь «волчанка». Говорили, следствием её слабая кость. И действительно, нога сразу сломалась после падения с санок.
По этому поводу написалось стихотворение. Которое я показал тогда только Ирине Сюзевой. Она была в восторге, но предостерегала, не дай бог, Боря узнает. И на костылях он был страшен, если что не по нем. А так очень мил. В ярости я Борю не видел, но, только глядя на него, легко было представить…
Он - огромный и грубый,
С красными прыщами на волосатом лице.
А голос его подобен трубам,
Поющим на заблёванном крыльце!
Глаза его, пронзительные и маленькие,
Смотрят сердито и строго,
Как у моего начальника,
Который - бурбон и недотрога.
Нельзя назвать его алкоголиком,
Но водку он любит не меньше жены.
И походит, скорей, не на кролика,
А на бегемота, одетого в тренировочные штаны!
На самом деле он – добрый мишутка
С весьма остроумным и злым языком…
Но, если ему не понравится шутка,
Он больно дерётся своим костылём.
Больная нога не помеха герою.
Он горд и на битву не с каждым готов.
Раскройте глаза – и узнаете… Горе,
Я знаю, кропателю этих стихов!
Февраль 1981
Это фото – Борин подарок.
На съемках фильма «Белое солнце пустыни»
Мы действительно у него, бывало, изрядно смеялись. Случалось, что именно я веселил всю компанию, когда был в ударе и еще только слегка под хмельком.
А случалось, пьянка затягивалась на дни. У меня несколько лет после военных сборов и начала работы в ЦКТИ, по сути, слились, и мне сейчас трудно восстановить хронологию тех событий, которые были все как одно.
У Бори случалось так, что уже сильно устав, то есть выпив столько, что трудно было себя контролировать кто-то уходил в соседнюю комнату, маленькую и отдыхал на диване часок, другой, третий. А потом возвращался к столу. В этот ближний круг приняли и меня. Мы с Леной, отчасти каждый по-своему, можно сказать, стали родными в доме Довлатовых. И не раз оставались там ночевать, где удастся.
Однажды, например, я проснулся в одной кровати с Аленой, женой Бори Довлатова. Оба раздетые. Нас разбудили друзья. Вставать было неудобно, но и лежать тоже. В любой момент мог очнуться и Боря, находившийся где-то недалеко. Алёна смотрела круглыми, удивлённо-испуганными глазами. И мне было совсем не до шуток. Это у присутствующих – Лены, Панкратова и кого-то еще вызывало веселье, бурное.
Ни Алена, ни я не помнили, как так случилось, что мы легли вместе. Что, кстати, не так часто со мною бывало. В смысле беспамятства. То есть это был один из пределов.
Мы как-то оделись, и только после этого зашел Боря. Он так и не узнал ничего, или не захотел знать. Хотя любовь у Бори с Аленой, рассказывали, была сильной и трогательной, большой. Но откатывалась постепенно всё дальше.
Очнулись мы тогда и продолжили. С песнями.
И у Бори пели, порой. Чаще романсы… Один, любимый Борин, вертится, спрятался в голове глубоко где-то, не вспомнить никак.
А был случай особенный. Когда после почти недельного пьянства у Бори, я таки вырвался, подсознательно решив добираться домой. Спасаться. Но как это было, не помню. Просветление недолгое произошло на площади Мужества. Видимо, мне нужно было сделать там пересадку. Помню, что шёл, шёл, вроде, по площади Мужества, и вдруг вежливо кто-то сказал: «Вам сюда». - И я спокойно зашел, дверь закрыли, куда-то поехали.
Потом еще одно просветление в отделении милиции.
Нас было несколько. Вызывали по одному в центр комнаты. Я как раз очнулся, когда меня вызвали. Спросили имя, фамилию, адрес, занятие. Я все ответил. Сосчитайте, попросили, до десяти. Сосчитал. А теперь в обратном порядке. Я справился, с математикой было всегда у меня хорошо.
- По какому поводу праздник?
- День рождения. – Говорю.
- Ладно, - сказал старший милиционер, - идите и так больше не делайте.
И я пошел, да не в ту сторону помещения. Внутрь. Посмеялись они и направили куда надо, на выход.
И опять полный провал. Утром проснулся дома на Тихорецком.
Но голова у меня отключалась не часто. И весь этот кошмар постоянно держался в голове.
Помню, перед отъездом на военные сборы на три месяца в Ромашки мы с Леной договорились провести вместе последний вечер. У неё дома. С деньгами было туго. Но я раздобыл. И удалось купить утку! С детства любил ее, приготовленную в латке с картошкой или кислой капустой. И без латки было неплохо, просто пожарить, стушить на сковороде. Купил две бутыли вина. Всё приготовил.
Но только мы сели с Леной пировать, предвкушая чудесный ужин и ночь вместе, явился вдруг старинный Ленин друг Лёня. Я его никогда раньше не видел, но Лена о нём много рассказывала в самых восторженных выражениях. Исключительно умён, понятлив, умеет слушать, Лена может рассказывать ему всё-всё-всё абсолютно. Это «единственный человек»!
И вот этот необыкновенный Лёня, еврей, Лена его пригласила тут же к столу, сразу набросился на нашу тощую утку. Надо сказать, в магазинах тогда ничего почти не было, купить что-то мясное, приличное было не просто. Не то, чтобы мы голодали, но мясное ели не каждый день. И с алкоголем, конечно, были проблемы. Надо было побегать, по нескольким магазинам, отстоять сумасшедшие очереди, чтобы что-то купить, водки или вина.
И вот этот Лёня - он вёл себя совершенно свободно, естественно - съел почти всю нашу утку, пока Лена что-то ему рассказывала взахлёб. А у меня кусок в горло не лез. Я всё ждал, когда ж он уйдет? Но, пока была утка, Лёня не уходил. Слава богу, он не пил много!
Пришлось помочь ему доесть утку и несколько раз совершенно прямо сказать, что завтра меня забирают на сборы и мне очень рано утром вставать. Он как будто не слышал. Этот «умнейший и понимающий»! В двенадцатом часу только ушел! У нас с Леной времени оставалось немного совсем. Но мы его использовали полноценно! Может быть, и неплохо, что приходил Лёня, будучи вдвоём, мы могли бы поссориться. Вдруг. Как это бывало не раз. А так… остались не только плохие воспоминания.
Можно здесь улыбнуться. Если захочется.
И еще добавлю, скажу.
Я почувствовал тогда ужасающее одиночество и чуть не заплакал над съеденной другим уткой и испорченным вечером. Потом, правда, Лена разглядела мое состояние, и было всё хорошо. Так хорошо, что мы заснули только под утро, и я опоздал на автобус, везущий на сборы. Пришлось догонять на метро. На электричку успел.