Письмо брошенным и ушедшим

Анциферова Екатерина
1. Эпилог.

Здравствуй, друг, я пишу тебе снова письмо.
Но на этот разок я хочу поделиться другим.
Я уже не ищу сожалений и дружбы давно,
И протянутой, друг, не ищу уже боле руки.

Часть 1 ( воспоминания ).

Я накидывал строки, что силы потеряны в горе,
Что мне стало больнее себя лицезреть в отражении.
Я тогда потонул в бесконечно глубоком море,
Где на дно утянули меня же мои возражения.

Я тогда поклонялся триаде великой печали:
Боль утраты, сомнение в выборе, страх от грядущего.
И не знал...представляешь, мне выбор с рождения дали..
Я всю жизнь свою мог направлять только к лучшему.

Ненавидел себя, ненавидел других и их жалость,
Ненавидел в себе все стремления, стимулы, силы,
Я в себе презирал все, что в сердце, сгнивая, осталось
И в холодном забвении в венах навечно застыло.

Вспоминал времена, где мне саблей по горлу водили
Мои чувства, надежды, с презрением тыкая пальцем.
Я не мог обуздать свои чувства, подрезав им крылья,
Но себя научил не смотря ни на что улыбаться.

Часть 2.

Но тебе я пишу, милый друг, для иного рассказа.
Я напомнил о боли, что тихо заполнила сердце однажды.
О моих сожалениях, страхах, несказанных фразах
И ошибках, что я совершал преднамеренно дважды.

Моя жизнь научила меня защищать свое сердце,
Ограждая его от холодных назойливых взглядов,
Снова прыгая через триады созвучием терций.
Я привык свои мысли скрывать за бетонным фасадом.

Я уже переплыл сотню раз этот мутный и красный,
Бесконечно бездонный и страшный, большой океан.
Он годами копил в себе страх, безнадежность, опасность
И кровавые отблески вечных душевных ран.

О, мой друг, что себя растворял раз за разом в кислотах,
В щелочах и растворах смертельных болезненных вод,
Я молился о том, чтобы ты мне оставил в наследие что-то,
А сейчас я остыл и сумел позабыть твой внезапный уход.

Я сумел побороть свое жалкое нежное сердце
И убить без сомнений трусливого глупого парня.
Хоть отныне мне негде уставшим присесть и согреться,
Я сумел оградиться от тех, кто возможно когда-то поранит.

Я убил, понимаешь, убил. Этот грех не простится.
Не кого-то, кто нож возле горла держал мне сурово,
Но себя защищая, я стал безрассудным убийцей,
Кто в себе, убивая себя, заточил свою душу в оковы.

О, мой друг, моя грязная скудная память тревожна,
В ней давно похоронены тысячи воспоминаний.
Словно небо над кладбищем - мысли тучны, осторожны,
Чтобы в их облаках не водились пустые признания.

Часть 3.

Я сидел, размышляя на ветхой холодной терассе,
Что меня превратило в того, кто от страха - за ножик.
Я часами пытался понять, что же в фразе:
"Лучший друг" меня сильно от боли корежит.

Я пытался понять, что меня уничтожило прежде,
Что разрушило чувства мои, распоров все мечты.
В очертаниях памяти вспомнил родные одежды,
В очертаниях памяти вспомнил родные черты.

Я не мог осознать, словно память пыталась похитить
Те моменты, которые тянут меня на погибель.
Ты, мой друг, оборвал между нами все тонкие нити,
Ты, мой друг, пропитался предательской чертовой гнилью.

Я винить должен только себя. И ни капли иначе.
Только я виноват, что в друзья выбирал лишь предателей, 
Только я виноват, что сейчас от бессилия плачу,
Не надеясь на помощь волшебного дяди-спасателя.

Но спасибо, мой друг, что глаза мне открыл ненароком,
Что так ясно раскрыл для меня свою темную душу.
Никогда не мечтал о карателе грубом и строгом,
Но сейчас благодарен. Я думаю, так будет лучше.

Пролог.

До свидания, друг. Я тебе не отвечу: ' до встречи '.
Я надеюсь не встретить тебя, чтоб услышать ответ.
Закрываю глаза, оставляя все в прошлом навечно
В своих письмах тебе и в холодном забвении лет.