В далеком северном краю, в вятской земле, на берегу реки Чепцы есть большой поселок, выросший вокруг бумажной фабрики. Косино, так обозначен он на местной карте. Имя свое он получил от другой реки, Косы, протекающей по самому поселку и впадающей в Чепцу. Там родился и вырос мой отец. Там я провел свое детство, привозимый к бабушке на лето. Вы спросите, зачем ты это пишешь? Это же графомания. Но как унести память с собой в небытие? Пусть уж будет. Я помню все отчетливо, в деталях. Домик бабушки, небольшой,бревенчатый, имел по фасаду три оконца. Под окнами палисад - в нем три молодых рябины и кусты калины и бузины. У самого забора стояли красивые, нарядные березы. Возле дома был небольшой сад, полный малины и смородины. В саду две удобные скамейки из серых оструганных досок и перед ними клумба. На ней анютины глазки и персидские гвоздики, пионы и ромашки. георгины и астры. На заднем дворе сарай, рядом курятник где квохтали по утрам оглашенно куры, страшно гордясь снесенным яичком. Бабушка передразнивала их хвастливое кудахтанье - Яичко с кулак, яичко с кулак! - и мы доставали из гнезда теплое бежевое яйцо с прилипшими травинками и крапинками помета. За сараем огород и чего только не было в нем! И репа, и огурцы, и горох, и морковка, и клубника, и поле картошки. Все выращено трудом бабушкиных рук. Она вообще вертелась по дому от зари до зари не присев. Рано утром, к завтраку, уже поспевали горячие картофельные шаньги. Мы запивали их ледяным молоком. А у входа, возле двери, стояла всегда дежка с квасом, кислым и душистым. Если бросить в кружку кваса на кончике ложки пищевой соды, он начинал шипеть как бешеный и выстреливать пузыри. Домик стоял на самом краю села, у околицы, огороженный плетнем из березовых жердей. Поздно вечером, откинув воротные жерди, пастухи проводили по дороге мычащее стадо. Я боялся коров. Их рога представлялись мне грозным оружием. Усевшись на плетень, повыше от страшных рогов, я сидел и наблюдал это шествие. Мне казалось - я играю с опасностью, дергаю смерть за усы. Вдруг упаду и прямо на рога. Добрейшие коровы проходили мимо, не обращая на меня никакого внимания и изредка тоскливо мыча. Прямо за плетнем начиналась опушка леса с пестрой от цветов полянкой.Любимыми моими цветами на ней были полевые гвоздики, мы называли их часики, потому что, покрутив цветок пальцами у завязи, приводились в движение , как стрелки , его зубчатые лепестки.
Лес начинался не сразу, не вдруг. Прежде разбегались по поляне молодые, пушистые елочки, как взъерошенные медвежата. Под ними часто находили мы белые грибы. Затем встречал грибника звонкий, зеленый осинник, где водились в изобилии подосиновики, самые красивые в мире грибы. Красноголовики - так называют их в тех краях. Между стволов осин клубился по утрам солнечный дым - это утреннее солнце бросало сквозь листву первые лучи и словно зажигало пожар в лесу. Каким тогда неведомым и манящим представлялся мне за частоколом стволов бескрайний лесной мир! Он словно скрывал какую-то тайну и нужно было дойти до нее, дойти во что бы то ни стало, пусть не сейчас, пусть когда вырасту, ну хоть когда-нибудь. Налево от края села уходила дорога к реке. Она поднималась на едко пахнущую мазутом железнодорожную насыпь и затем вилась по краю леса, с левой стороны огибая широкое, с громогласным звоном кузнечиков, залитое солнцем поле. Кончался лес на берегу рощей оранжевых сосен и - вот она - река.Сейчас, на склоне лет, повидав уже много прекрасных рек, скажу- не видел я красивее реки. Наш берег был отлогим, с широким песчаным пляжем, а супротивный - высокий яр с красноствольными горделивыми соснами. Бегом по пляжу, с размаху, с дощатых мостков, в воду и в несколько саженок на тот берег. Это был не простой берег. Когда мы поднимались на высокую насыпь и видели уже вдали блестящую реку, то за ней тянулся до самого горизонта, теряясь в дымке, синий, бескрайний лес. Казалось тогда, он тянется до скончания мира. И как же хотелось углубиться в эту синюю даль, найти там неоткрытые секреты. За нашим пляжем река изгибалась и разваливалась широко в мелководный плес, вспыхивающий на солнце рябью. Его можно было перейти вброд и очутиться на большом , заросшем ивняком острове, где по краю песчаной отмели пучились блестящие лопухи. Часто, забредя на остров, мы с поселковыми пацанами чувствовали себя робинзонами, затерянными в необитаемом краю, первооткрывателями неведомых земель. Раз как-то, отец взял меня с собой на рыбалку с ночевкой.Дядя Леня, сын отцовского учителя в рыбацких премудростях, пригнал к берегу лодку с мотором, мы загрузились и отправились в путь. Когда моторка огибала острова, углубляясь в лесной береговой туннель, я замирал от чувства ежеминутного открытия, рвался дальше, дальше, еще дальше...К истоку реки, к началу начал, туда, где, как мне казалось, и зародился этот чудесный, сияющий мир.Вы скажете - не много ли восторгов, ненужного пафоса? Но ведь это впечатления ребенка, то что я ощущал и чувствовал тогда.
Ввечеру, поставив запрещенные переметы,развели на берегу костер и пили чай со свежим смородинным листом. Я впервые тогда отведал смородиновый чай и скажу честно - ничего вкуснее не пил. А потом был закат! Это немыслимо описать. Кто видел закат над рекой, тот поймет. Малиновое солнце, прощаясь последним лучом, рисует огненную кромку на сиреневых облаках и валится в глубь, за вершины сосен. Вставали утром до света. По зеркальной, совершенно недвижимой глади воды вился молочный туман и каждый всплеск весла отражался от лесных стен по берегам, умножаясь многократным эхом. Это не забыть никогда.
Я помню все. Вот старик Баранов, сосед по улице в доме напротив, насыпает в корыто свиньям. У него огромное пузо, покрытое засаленной рубахой, не застегивающейся на все пуговицы под давлением этого монументального образования.Каждый раз играя в карты, мы назначаем проигравшему поцеловать старика Баранова в пузо и все очень боятся проиграть. Старик Баранов, словно догадываясь о наших страхах, прикрывает пузо кожаным передником и все кормит и кормит хряка Борьку.
Вот Славик Караваев, соседский шестилетний мальчик, зазывает меня - Пошли в веструбы.Так он называет сруб. Караваевы поставили свежий сруб - они строят дом. Семья разрослась и прежний домик в два оконца уже не вмещает всех. Как много чудесного сулит нам, мальчишкам, загадочный, пахнущий сосной, янтарный сруб с кудрявыми стружками в сердцевине. Хочется все облазить, кроме того, там можно устроить штаб, если играть в войнушку. Валька Никулин, худенький паренек с коленками толще ноги, мой неизменный спутник в дальних походах. В их доме,у его добрейшей бабушки, Вассы Николаевны, берем мы молоко. Она держит корову.Мы с Валькой договариваемся в тайне, под большим секретом, пойти на тот берег Чепцы и дойти наконец до края огромного леса. С вечера собираем незаметно для домашних еду в дальний поход, ибо сколько он продлится, кто знает? Пять ломтей хлеба, четыре картофелины, соль в пластиковой баночке, огурцы и перья зеленого лука - все уложено в холщовый мешок. Мы совершенно не заботимся о воде: напьемся из реки. Тогда еще из рек можно было пить, как ни удивительно это утверждение ныне. И вот, рано утром, после обычного холодного молока и горячих пирогов, собираемся якобы на речку, дабы не вызывать подозрение у родителей. Встречаемся на краю села. Почти бегом от нетерпения достигаем реки, в несколько взмахов, держа над головой в узелок связанную одежду, на тот берег и вверх по высокому, песчаному яру. Вступаем под полог соснового леса. Идем, шлепая себя по облупившимся на солнце щекам, размазывая комаров. Комары! Но разве бывают открытия без трудностей? Что нам какие-то комары! Впереди неизведанный мир!
Лес внезапно кончается и на пути заросли крапивы в человеческий рост, в рост взрослого человека - для нас это целая чаща. Крапива своими причудливыми, резными листами будит воспоминания о книжных африканских джунглях - настолко она диковинная, какая-то нездешняя, непривычная глазу своим пугающим величием. Возникает вопрос - прорубаться мачете( складным ножиком) сквозь джунгли или обойти, теряя лицо героев? Конечно, вперед, только вперед! Пять минут мужественной борьбы - и герои с волдырями на щеках и голых коленках вырываются из чащи. И вдруг - впереди обрыв и что же - река! Наша река! Она сделала крутой изгиб и мы прошли насквозь вытянутый лесной язык. Но какая красота!Мы, малые дети, что мы, казалось бы, понимали тогда, но мы замерли, завороженные красотой этого места. Сквозь изогнутые, янтарные ветви сосен открывалась река, тихая, безмятежная, с песчаной отмелью на том берегу, не оскверненном ничьими следами. Мы стояли на высоком яру и прямо над рекой извивались, как змеи, выползавшие с краю сосновые корни. А сколько хватало взгляда, до края земли опять лес, лес и лес и ему нет конца...
Казалось тогда, не будет конца и нашей жизни, и нашей дороге, раскинувшей как на ладони незнакомый, огромный и манящий мир.
С тех пор прошло много, очень много коротких, человечьих лет. Дорогие просторы! Вернусь ли я к вам когда-нибудь? Бог знает. Я прожил уже жизнь и в одну реку( ту самую реку) не входят дважды. Кто может вернуть ушедшее детство? Да и зачем? Но до сих пор я в памяти карабкаюсь на высокие холмы, поросшие изогнутыми соснами, пью ледяную воду из родника, бьющего султанчиком, взметая золотые песчинки, иду по широким полям, глотая медовый воздух- и так всю жизнь- навстречу встающему солнцу - до самого конца.