Летит, летит Бзыбь, перебрасывая белое тело через камни...
Мы едем по горному ущелью к озеру Рица. Я смотрю в окно машины на громадные горы совершенно завороженный( именно завороженный), обомлеший...
Горы! Среди этих громад вспоминает крохотный человек о своем ничтожестве. Дремучий лес сомкнулся зеленой аркой над речной долиной. Владимир Алексеевич, друг отца, что везет нас, говорит:
- Разве это горы? Вот надо у Теберду поехать - вот это горы!
Он по-южному выговаривает "в" как "у" - у Теберду. Я думаю - Боже мой! Ежели это не горы, а в Теберде горы, то что же там за горы такие?! Вот туда бы, туда бы скорей...Эх! Вдруг размыкается лес и...Ах! Чаша озера как залитая зеленой ртутью: без единого признака шевеления на озерной глади. День хмурый, над озером низкие, сомкнувшиеся густо тучи и вид величавый и мрачный. Меж огромных елей по берегам вьется белесый туман. Они словно в снегу. С вершин тянется белыми языками настоящий уже снег как просыпанный сахар.
Мое знакомство с горами началось из окна поезда.От станции Белореченской поезд наш, в котором едем мы к морю, ныряет в бесконечное нагромождение вершин. Горы укрыты зеленым лиственным лесом, плотным как кудри на голове африканца. Все мое сознание, все мое естество стремится мысленно туда, под душный полог этого леса, за ломаные очертания этих вершин. Мне кажется, что они, эти горы, скрывают столько чудес и красот, что я непременно должен облазить их все пешком, непременно пешком, проникая в самые потаенные, самые сокровенные уголки и все обязательно увидеть. Поезд бежит, горы все выше, лес все плотнее и вдруг...Залитый солнцем простор! Море! Оно раскинулось сверкающей громадой без конца и края до самого горизонта. Бьется огромными волнами в прибрежную гальку и шипя отползает назад. Теперь дорога тянется вдоль моря, по берегу.
Выходим в Лазаревском, не доезжая Сочи.
Мы живем в поселке Лазаревское, в студенческом международном лагере "Буревестник". Это база Московского Университета.
Утром, идя на море, я вижу на асфальте желтую, греющуюся на солнце змею. С нами два студента афганца. Один поддевает ее палочкой и оба резвятся и играют со змеей как дети. Подбрасывают ее вверх, ловят.А я испытываю лишь отвращение и ужас. Ночью мне снятся желтые, шипящие змеи, высунувшие головы из зеленых кустов. Они смотрят на меня неподвижными, холодными глазами и открывают свои мерзкие пасти, а я, весь в поту от страха, лечу вниз по бетонному желобу для дождевой воды, почему-то превратившись в каменный шар. До сих пор помню этот сон.
По вечерам устраиваются самодеятельные концерты. Студенты из ГДР радуют зрителей хоровым пением. Непалец Али поет красивым голосом незнакомую, чарующую песню. Я думаю, что это непальская народная песня. Мне так и представляется - вечер над Гималаями, в повозке, запряженной двумя буйволами, едет молодой кули и поет, поет... Склонившись к его плечу, слушает его черноволосая девушка с красной тикой между бровей. Он поет о закатах над горами, о любви, о родной деревне...После концерта я говорю своему товарищу, Валере, сыну университетского преподавателя и моему одногодке - Слушай, как тебе понравилась та песня, что пел Али?
- Желтая речка, что ли? - спрашивает он.
Я так удивлен. Ни фига себе, он знает старинную непальскую песню, она, оказывается, даже имеет название. Это была песня Yellow river.
Среди студентов есть молодая супружеская пара из Эфиопии. И девушка просто неземной, какой-то аж прямо сказочной красоты. Ее просят стать ведущей наших концертов и выступать в цветастом африканском платье. Когда она выходит на сцену, ряды зрителей взрываются аплодисментами. Она начинает говорить и... Ни слова непонятно. Она очень плохо говорит по-русски. Но ей все прощается за ее совершенно дивную красоту. По вечерам бывают и танцы. Я смотрю на танцующих издалека: я еще мал для танцев, мои танцы пока впереди. Особенно привлекает взгляд одна девушка в очень коротком, свободном платьице. У нее красивые, загорелые ноги, короткая стрижка. Она извивается всем телом и почему-то надувает щеки и выпускает воздух через трубочкой свернутые губы. Зачем? Не могу понять. Но это так красиво. И эротично. Мне уже 13 лет и я весь дрожу от подросткового скрытого вожделения.
В лагере есть ларек с напитками. Там продают и чешское пиво "Дипломат". Отец покупает его каждый вечер, дает попробовать и мне. Кажется, с тех пор, отведав много разнообразнейших сортов пива, я так вкуснее и не встречал. Оно густое, плотное, с коричневой пеной и более всего напоминает мне то деревенское домашнее пиво, что варила моя бабушка, когда я жил прошлым летом у нее в деревне.
Из лагеря и забирает нас Владимир Алексеевич, чтобы показать нам озеро Рицу. И вот мы несемся по раскаленной дороге к Пицунде. Пицундский мыс намыла Бзыбь. Она, покинув горное ущелье, разливается умиротворенно и широко по пицундской равнине. Но видели бы вы эту спокойную и, вообщем-то, неглубокую реку после теплого субтропического ливня в горах. Бурая, словно взбесившаяся вода несется со страшным грохотом к морю, выбрасывая на берег огромные, вырванные с корнем деревья. Сегодня погода солнечная и река тиха. Мы ныряем в ущелье и все меняется. Бзыбь клокочет и ревет, бросаясь белой пеной на валуны. В ущелье зеленый полумрак, солнце не проникает сюда. Постепенно сгущаются тучи, день становится хмурым и солнечный свет меркнет совсем. Становится ясно - это там, на берегу солнце, а здесь, в горах, свои законы, горы укутаны густыми тучами. Мир вокруг зловещий и страшноватый. Со скал, по обеим сторонам ущелья, вьется зеленый плющ. Мы едем по ущелью и все явственнее даже сквозь закрытые окна машины еще более жуткий грохот. Из совершенно немыслимой уже теснины вырывается другая река, Юпшара, и впадает в Бзыбь. Впадает? Да нет, впадает не то абсолютно слово. Она вонзается в нее как удар ножа! Воет и свистит, выбрасывая вверх целые фонтаны брызг. Это сейчас я нахожу, да и то с трудом, слова, чтобы описать увиденное мною в детстве. А тогда я ,конечно, не думал об эпитетах. Просто, обалдевший и онемевший от грандиозности картины, припал лицом к стеклу.
А потом было озеро и желание ехать дальше, еще дальше, углубиться в эти горы, подняться на их вершины, увидеть вблизи открывавшиеся мне в прорывах тумана альпийские луга, потрогать на вершинах снег.
Таково было мое знакомство с Кавказом.
Много лет спустя, вновь очутившись в этих местах, я воспринимал душную, теплую ночь с огромными звездами над головой, с треском цикад и черными башнями кипарисов, освещенных гирляндами фонарей, запах самшита и шелест волн о береговую гальку как нечто родное, не позабытое, нет, но дремлющее, скрытое в сознании до срока, как что-то непрерывное и неизбывное в жизни. Словно меня по нелепой случайности оторвали на короткое время от того, что принадлежало и должно принадлежать мне всегда от самого начала и до конца моих дней. И в памяти с тех детских лет нескончаемо, перебрасывая белое тело через камни, летит, летит Бзыбь...