1
В этих стенах, что застят округу,
где гроза острит гирлянды молний,
ночь ползёт по заданному кругу,
молний свет её стегает, гонит.
Мир всё тот же и знаком до боли:
песни, птиц полёт и треск мороза.
Сто дорог, но все ведут к неволе,
и торчат деревья, как занозы.
Дождь пошёл, вовсю штрихует полночь.
Застывший взгляд мой струи раздвигает.
Молчание творит или рисует:
сидит за тучей месяц смутный, дымный,
зеркало и стол мой ночь прессует,
диван в стог сена превращён насильно.
Выше крыш, в далёкой стратосфере
глаз гигантский мстительно прищурен
и в меня недобрый взгляд свой вперил,
в человечьей ищет брешь натуре.
Гром ворчит и лапой небо мерит.
2
Неизвестно сегодня что было и что ещё будет.
Одинокая тихая тьма лист бумажный не тронет.
Забудет она, забудет медных деревьев груди,
тучи, летящие мимо, и как дождь пролившийся стонет.
А ниже усталые кони на мокрые спины положат
дрожащие морды и сдвинут воз с горизонтом вместе
и месяцем белым в небе.
И мелодию этой ночи цветок, трава или овощ
не повторит, не сможет.
Лишь сон. Пелена покрыла
глаза, а пустое тело
колеблет цветы и травы
сильней и сильней к рассвету.
Вечность с солнцем сшивает
молния, как игла.
Забудет, забудет, конечно, и сон угрожает тем же.
Нет в нём златоволосой.
А дом надо мной кружится безгласный, лёгкий, как пух.