Рассказы о войне ветерана 106

Василий Чечель
                ПЕРЕД АТАКОЙ

             Повесть.
  Автор Константин Симонов.

Продолжение повести.
Начало http://www.stihi.ru/2019/06/26/3482

 «Правый берег высок и обрывист. «Если наступать, как тогда под Петушками, половину батальона уложить можно», – думает Цыганов.
Он смотрит на часы. До наступления темноты осталось ещё тридцать минут. Утром его к себе вызывал командир батальона капитан Морозов и объяснял задачу. И у него сейчас вдруг легчает на душе оттого, что он заранее знает, как всё будет. Что в двадцать тридцать одна рота обходным путём выйдет на дорогу за село, а он с шумом пойдёт прямо, и тогда немцам капут со всех сторон. Слева раздаётся подряд несколько автоматных очередей.
– Жмаченко бьёт, – прислушиваясь, говорит он. – Правильно.

 Он три часа назад приказал трём из своих автоматчиков через каждые десять-пятнадцать минут поддавать немцам треску, чтобы они по излишней тишине не догадались, что их обходят. Подумав о Жмаченко, Цыганов начинает по очереди вспоминать всех своих автоматчиков. И тех шестнадцать – живых, что сейчас лежат с ним вместе тут, на выселках, и ждут атаки, и других – тех, что выбыли из взвода: кто убит, кто ранен...
Много народу переменилось. Много... Он вспоминает рыжеусого немолодого Хромова, который когда-то соблазнил его отпустить такие же усы, а потом в бою под Житомиром спас его, застрелив немца, а потом, под Новоград-Волынским, погиб. Хоронили его зимой, но тоже шёл дождь, и когда стали забрасывать могилу, то с лопат сыпалась грязь и было как-то тяжело и обидно, что земля – такая грязная, мокрая падает на знакомое лицо. Он спрыгнул в могилу и накрыл лицо Хромова пилоткой.

 Да. А теперь кажется, что это было давно. Потом ещё шли, шли...
Стараясь не думать о тех, которых нет, он вспоминает живых, тех, что сейчас с ним. Железнов ушёл с термосом в батальон. Этот такой: в кровь разобьётся, если в походной кухне есть хотя бы ложка горячей каши – принесёт. А Жмаченко ленивый. Идёт на своих длинных ногах, ватник без пуговиц, только ремнём затянут. Как грязь на ложке автомата налипла, так и носит её с собой, а когда окапываться приходится, другой за полчаса себе как следует выкопает, а он против всех только наполовину.
– Жмаченко, а Жмаченко, что ты своей жизни не жалеешь?
– Та земля, товарищ лейтенант, дуже грязная.
– Будешь так рассуждать, убьют тебя из-за твоей лени.
– Та ни...
И в самом деле: за два года во все атаки ходит и ни разу не только не поцарапало, даже шинель не задело осколком.

 После Жмаченко Цыганов вспоминает о Денисове, к которому он послал сейчас Петренко за снайперской винтовкой. Тот бережёт оружие. И автомат и винтовку всегда при себе носит. Откуда она попала к нему – снайперская винтовка? Кто его знает. А следит хорошо. И сейчас небось пожалел, что винтовку требуют. Хотя лейтенант требует, а всё же жалко отдавать. Хозяин...
Он вспоминает щуплого, рябоватого младшего сержанта по фамилии Коняга, на которого он на прошлой неделе раза три накричал: плетётся всегда в хвосте, отстаёт. Тот только покорно вытягивался и молчал. А потом на пятый или шестой день, когда пришлось наконец стать в деревне на ночь, Цыганов, неожиданно зайдя в хату, где расположился Коняга, увидел, как тот, разувшись, закрыв глаза и тихонько вскрикивая от боли, отдирает от ног портянки. Ноги у него были распухшие и окровавленные, так что идти ему не было никакой возможности. Но он все-таки шёл... И когда Цыганов увидел, как он сдирает с ног портянки, и окликнул его, он вскочил и растерянно посмотрел на младшего лейтенанта, как будто был в чём-то виноват.
– Милый ты мой! – с неожиданной лаской сказал ему Цыганов. – Чёртушка, что же ты не сказал?

 Но Коняга, как обычно, стоял и молчал, и только когда Цыганов приказал ему сесть, и сел с ним рядом, и обнял его одной рукой за плечо, Коняга объяснил, почему он не хотел говорить: тогда ему пришлось бы уйти на несколько дней в медсанбат, и потом, может быть, он обратно к своим не попал бы. И Цыганов понял, что Коняга, человек от природы тихий и застенчивый, так привык к окружающим его товарищам, что расстаться с ними ему казалось более страшным, чем идти днём и ночью на своих распухших ногах. Он так и остался во взводе. Взводу сутки удалось передохнуть, и фельдшер помог Коняге.

 Были во взводе и другие, разные люди. Цыганов у некоторых из них не успел подробно расспросить об их прошлой, довоенной жизни, но ко всем ним он уже присмотрелся и, шагая по дороге, иногда занимался тем, что представлял себе, кем бы они могли быть раньше, и бывал доволен, когда, спросив их, выяснял, что не ошибся в своих догадках.
– Товарищ лейтенант!
Во взводе его последний месяц, с тех пор как из старшин произвели в младшие лейтенанты, называли больше просто «лейтенант», отчасти для краткости, отчасти из желания польстить.
– Товарищ лейтенант.
Цыганов не оборачивается. Он и так слышит по голосу, что это вернувшийся из батальона Железнов.
– Ну что скажешь? Кухня приехала?
– Нет, товарищ лейтенант.
– Что же ты?.. А говорил, из-под земли достану!
– Ночью будет кухня, – отвечает Железнов, – так в батальоне сказали. Кухня вышла, но грязь сильная, ещё две лошади припрягли, так что ночью будет. Как село возьмём, прямо туда кашу привезут.
– Ночью – это хорошо, – говорит Цыганов.– А что сейчас нет – плохо.
— Зато подарочек вам принёс.
– Что за подарочек? Фляжку, что ли, достал?
– Кабы фляжку! – прищёлкивает языком Железнов при мысли о водке. – Подарочек от капитана. Сказал мне: «Вот, отнеси».

 Железнов снимает ушанку и достаёт из-за отворота её маленький комочек бумаги. Цыганов с интересом следит за ним. В бумажку, оказывается, завёрнуты две маленькие латунные звёздочки.
– Капитан для себя делал, ну и для вас приказал сделать.
Цыганов протягивает руку и, взяв звёздочки на ладонь, смотрит на них. Ему приятно и внимание капитана, и то, что у него теперь есть звёздочки, которые можно нацепить на погоны.
– А вот и погоны, – говорит Железнов. – Это уже лично я достал.
И он, вытащив из кармана, протягивает Цыганову пару новеньких красноармейских погон.
– Так это ж красноармейские. Полоски нет.
– А вы на них звёздочки прицепите и носите, а полоски я вам прочертить могу.
К Цыганову подползает Петренко.
– Принёс? – не отрывая глаз от бинокля, спрашивает Цыганов и, не поворачиваясь, берёт из рук Петренко снайперскую винтовку.

 Отложив в сторону бинокль, он широко, чтоб было удобнее, раскидывает ноги и, прочно вдавив в землю локти, ловит в телескопический прицел тот угол развалин сарая, где прячется замеченный им немец. Теперь остаётся только ждать. В развалинах не заметно никакого движения. Цыганов терпеливо ждёт, весь сосредоточившись на одной мысли о предстоящем выстреле. Дождь продолжает накрапывать, капли падают за воротник шинели, и Цыганов, не отрывая рук от винтовки, вертит головой. Наконец показывается голова немца. Цыганов нажимает на спуск. Короткий стук выстрела – и голова немца там, в развалинах, исчезает. Хотя в этом нельзя убедиться сейчас, а потом, когда они возьмут село, уже и не до того будет, но Цыганов определённо чувствует, что он попал».

 Продолжение повести в следующей публикации.

  26.06.2019